За 150 лет до соцсетей: о чем Пушкин, Чехов и Белинский переписывались со своими любимыми
Онлайн-переписка в последнее время стала чем-то вроде маленького черного платья для настоящей леди от Коко Шанель — это обязательный пункт повседневной жизни, без которого, как бы банально это ни звучало, уже не обойтись. Даже телефонные звонки все больше отходят в прошлое: негласным правилом хорошего тона стало звонить только в крайнем случае. Это актуально не только для работы, но и — все чаще — для отношений. Каких угодно — от дружбы до загадочного статуса «все сложно».
Мы наловчились по сообщениям определять сарказм, шутку или настроение собеседника, вычислять скрытый смысл смайликов и эмоджи, а злость и агрессию — по зажатому капслоку. Сто-двести лет назад, когда письма были бумажными, а фразы — витиеватыми, в переписке существовали те же ссоры, милые обращения и тонкий сарказм. Сложности, упреки, проблемы в отношениях между мужчиной и женщиной вечны и актуальны всегда. В этом мы лишний раз убедились, прочитав переписку Пушкина, Чехова, Грибоедова и Белинского со своими возлюбленными. Bit.ua выбрал самые интересные и показательные выдержки из писем.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН — НАТАЛЬЕ ГОНЧАРОВОЙ
Справка. Пушкин познакомился с Гончаровой в 1828 году, в мае 1830 года состоялась помолвка, а в феврале 1831-го — венчание и свадьба. Перед этим дата свадьбы несколько раз переносилась из-за ссор с будущей тещей, проблем с деньгами и эпидемии холеры. Переписка велась с 1830 года. Ответные письма Гончаровой Пушкину были, но не сохранились.
О сложностях и ревности
Последние числа августа 1830 г., Москва
«Если ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а вы решили повиноваться ей, — я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, даже если они будут так же основательны, как сцена, устроенная ею мне вчера, и как оскорбления, которыми ей угодно меня осыпать. Быть может, она права, а неправ был я, на мгновение поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае вы совершенно свободны; что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь».
1 декабря 1830 г., Платава
«На днях я написал вам немного резкое письмо, — но это потому, что я потерял голову. Простите мне его, ибо я раскаиваюсь. Я в 75 верстах от вас, и бог знает, увижу ли я вас через 75 дней».
2 декабря 1830 г., Платава
«Как могли вы подумать, что я застрял в Нижнем из-за этой проклятой княгини Голицыной? Знаете ли вы эту кн. Голицыну? Она одна толста так, как все ваше семейство вместе взятое, включая и меня».
О беременности и типичных женщинах
25 сентября 1832 г., Москва
«Кстати: смотри, не брюхата ли ты, а в таком случае береги себя на первых порах. Верьхом не езди, а кокетничай как-нибудь иначе».
Около (не позднее) 3 октября 1832 г., Москва
«Видишь ли, что я прав, а что ты кругом виновата? Виновата потому, что всякой вздор забираешь себе в голову».
О хорошем поведении и еде
19 сентября 1833 г., Оренбург
«Как я хорошо веду себя! как ты была бы мной довольна! за барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю — и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, очень простительное путешественнику».
30 октября 1833 г., Болдино
«Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя. Ты спрашиваешь, как я живу и похорошел ли я? Во-первых, отпустил я себе бороду: ус да борода — молодцу похвала; выду на улицу, дядюшкой зовут. 2) Просыпаюсь в 7 часов, пью кофей, и лежу до 3-х часов. Недавно расписался, и уже написал пропасть. В 3 часа сажусь верьхом, в 5 в ванну и потом обедаю картофелем да грешневой кашей. До 9 часов — читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лице».
Александр Пушкин — Анне Керн
Справка. Пушкин познакомился с Анной Керн (именно ей он впоследствии посвятил «Я помню чудное мгновенье») в 1819 году, а второй раз встретил ее только в 1925-м. С семнадцати лет Керн была замужем — отец выдал ее замуж за 52-летнего генерала, не слушая возражения дочери.
О любви и ненависти
25 июля 1825 г., Михайловское
«Я имел слабость попросить у вас разрешения вам писать, а вы — легкомыслие или кокетство позволить мне это. Переписка ни к чему не ведет, я знаю; но у меня нет сил противиться желанию получить хоть словечко, написанное вашей хорошенькой ручкой».
13 и 14 августа 1825 г., Михайловское
«Перечитываю ваше письмо вдоль и поперек и говорю: “милая! прелесть! божественная!” …а потом: “ах, мерзкая!” Простите, прекрасная и нежная, но это так. Нет никакого сомнения в том, что вы божественны, но иногда вам не хватает здравого смысла.
Как поживает подагра вашего супруга? Надеюсь, у него был основательный припадок через день после вашего приезда. Поделом ему! Если бы вы знали, какое отвращение, смешанное с почтительностью, испытываю я к этому человеку! Божественная, ради бога, постарайтесь, чтобы он играл в карты и чтобы у него сделался приступ подагры, подагры! Это моя единственная надежда!»
8 декабря 1825 г., Тригорское
«Снова берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших ног, что я по-прежнему люблю вас, что иногда вас ненавижу, что третьего дня говорил о вас гадости, что я целую ваши прелестные ручки и снова перецеловываю их в ожидании лучшего, что больше сил моих нет, что вы божественны и т. д.»
АНТОН ЧЕХОВ — ОЛЬГА КНИППЕР
Справка. Чехов познакомился с актрисой Ольгой Книппер в 1898 году. С лета 1899-го началась их переписка. Она продолжалась с перерывами до весны 1904 года. Чехов отправил Книппер 433 письма и телеграммы, а Книппер ему — чуть больше 400 писем. В мае 1901 года они обвенчались, 2 июля 1904 года Чехов умер от туберкулеза.
О том, что “нам нужно поговорить”
Книппер — Чехову, 24 сентября 1900 г., Москва
«Антон, милый мой, любимый мой, приезжай. Или ты меня знать не хочешь, или тебе тяжела мысль, что ты хочешь соединить свою судьбу с моей? Так напиши мне все это откровенно, между нами все должно быть чисто и ясно, мы не дети с тобой. Говори все, что у тебя на душе, спрашивай у меня все, я на все отвечу. Ведь ты любишь меня? Так надо, чтобы тебе было хорошо от этого чувства и чтобы и я чувствовала тепло, а не непонимание какое-то. Я должна с тобой говорить, говорить о многом, говорить просто и ясно».
Чехов — Книппер (ответное письмо), 27 сентября 1900 г., Ялта
«По письму твоему судя в общем, ты хочешь и ждешь какого-то объяснения, какого-то длинного разговора — с серьезными лицами, с серьезными последствиями; а я не знаю, что сказать тебе, кроме одного, что я уже говорил тебе 10 000 раз и буду говорить, вероятно, еще долго, т. е. что я тебя люблю — и больше ничего».
О здоровье и депрессии
Книппер — Чехову, 21 августа 1901 г., Харьков
«Люблю тебя, мой дусик. Сиди у себя в нише и вспоминай меня. Ходи по саду и ухаживай за растениями. На балкончике сиди и дыши воздухом, если не дует. Пей кефир и ешь хорошенько, насильно».
15 января 1902 г., Москва
«Мне почему-то кажется, что мои письма надоели тебе. Ну, я что-то не ту струну тронула. Лучше мне сегодня не писать, я в мерлехлюндии. <…> Ты теперь и так один, да я еще тоску буду нагонять. Я с ужасом чувствую, как суживается моя жизнь. Куда ни ткнусь — все стенки. Жизнь такая большая, широкая, и ничего не видишь ровно».
Чехов — Книппер, 24 декабря 1902 г., Ялта
«Милая моя старушка, твой дед что-то нездоров. Последнюю ночь спал очень плохо, беспокойно; во всем теле ломота и жар. Есть не хочется, а сегодня пирог. Ну да ничего».
О плохом характере и собачке вместо котика
Книппер — Чехову, 4 февраля 1903 г., Москва
«Ну, наверно, уже тоску нагнала на тебя. Я, дусик, как ни ломаю себя, как ни стараюсь быть вечно ровной и сдержанной,— не могу. Мне надо и побушевать, и выплакаться, и пожаловаться — одним словом, облегчить свою душу, и тогда мне жизнь кажется лучше, свежее, все как-то обновляется. Прежде у меня бывали такие полосы, а теперь не с кем поболтать, некому душу излить, и мне кажется, что я засыхаю вся, мне даже хочется быть злой и сухой. Это очень гадко, и ты будешь бояться моего характера, а он вовсе не такой ужасный. <…> Это все глупости, впрочем, а главное, мне надо видеть тебя. Я готова негодовать и громко кричать сейчас. Театр мне, что ли, к черту послать! Никак не выходит жизнь. Ты вот большой человек — живешь, терпишь, молчишь, не то что я».
Чехов — Книппер, 27 февраля 1904 г., Ялта
«Надумала ли что-нибудь насчет лета? Где будем жить? Хотелось бы недалеко от Москвы, недалеко от станции, чтобы можно было обходиться без экипажа; без благодетелей и почитателей. Подумай, радость моя, насчет дачи, подумай, авось и надумаешь что-нибудь. Ведь ты у меня умненькая, рассудительная, обстоятельная,— когда не бываешь сердита. Я с таким удовольствием вспоминаю, как мы с тобой ездили в Царицыно и потом обратно. Ну, господь с тобой, радость моя, собачка добрая, приятная. Я по тебе скучаю и уже не могу не скучать, так как привык к тебе».
АЛЕКСАНДР ГРИБОЕДОВ — НИНЕ ЧАВЧАВАДЗЕ
Справка. Грибоедов женился на 16-летней Чавчавадзе в 1828 году. Вскоре после свадьбы отправился к месту служения — русским послом в Тегеран, где был убит в 1829 году. Жена Грибоедова на тот момент была беременна и от нее до последнего скрывали гибель мужа, но она все же узнала – это привело к преждевременным родам и смерти ребенка. Сохранилось письмо, написанное писателем за месяц до смерти.
О разлуке и первом поцелуе
24 декабря 1828 г., Казбин
«Душенька. Завтра мы отправляемся в Тейран, до которого отсюда четыре дни езды. Вчера я к тебе писал с нашим одним подданным, но потом расчел, что он не доедет до тебя прежде двенадцати дней, также к m-me Macdonald, вы вместе получите мои конверты. Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя — и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться богу, чтобы нам после того никогда более не разлучаться. <…> Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобою сошлись, и навеки. Помнишь первый вечер, как маменька твоя и бабушка и Прасковья Николаевна сидели на крыльце, а мы с тобою в глубине окошка, как я тебя прижимал, а ты, душка, раскраснелась, я учил тебя, как надобно целоваться крепче и крепче. А как я потом воротился из лагеря, заболел и ты у меня бывала. Душка!»
ВИССАРИОН БЕЛИНСКИЙ — МАРИИ ОРЛОВОЙ
Справка. Литературный критик Белинский женился на Орловой, с которой был знаком с 1835 года, только в ноябре 1843-го, когда ей было уже тридцать два. Помолвка состоялась летом 1843-го, после чего до свадьбы они много переписывались, пока жили в разных городах: Белинский — в Петербурге, а Орлова — в Москве.
О том, как сложно выразить все чувства
14 сентября 1843 г., Петербург
«Как вы мало меня знаете!» — говорите Вы мне, — и говорите неправду. Я Вас знаю хорошо, и самая Ваша бестребовательность могла уже меня заставить немножко зафантазироваться. Притом же, как русский человек, я как-то привык думать, что, женясь, надо жить шире. Это, конечно, глупо. Я Вас знаю — знаю, что Вас нельзя ни удивить, ни обрадовать мелочами и вздорами; но не отнимайте же совсем у меня права думать больше о Вас, чем о себе. <…> Хотелось бы мне сказать Вам, как глубоко, как сильно люблю я Вас, сказать Вам, что Вы дали смысл моей жизни, и много, много хотелось бы сказать мне Вам такого, что Вы и без сказыванья должны знать. Но не буду говорить, потому что и на словах, и на письме все это выходит у меня как-то пошло и нисколько не выражает того, что бы должно было выразить. Теперь я понимаю, что поэту совсем не нужно влюбиться, чтобы хорошо писать о любви, а скорее не нужно влюбляться, чтобы мочь хорошо писать о любви. Теперь я понял, что мы лучше всего умеем говорить о том, чего бы нам хотелось, но чего у нас нет, и что мы совсем не умеем говорить о том, чем мы полны».
***
«Боже мой! Это уже четвертое письмо, а от Вас только одно! Есть от чего сойти с ума! И если это так продолжится, то сойду, право сойду, так-таки вот возьму, да и сойду и буду еще глупее, чем теперь».
О недостатках и о редких письмах
20 сентября
«Вы называете себя дурною и даже букою — что ж? — я люблю Ваше дурное лицо и нахожу его прекрасным: стало быть, наказания и тут нет. Вы дики в обществе — я тоже, и тем веселее будет нам в обществе один другого. Если бы Вы были общительны и любили общество — тогда я бы действительно был наказан крепко за грехи мои. Вы ничего не знаете в хозяйстве: и не мудрено, — Вам не для чего и не от чего было узнать его, как и всем особам Вашего пола, которые не были поставлены судьбою в необходимость заниматься хозяйством».
25 сентября
«Вы обещали писать в две недели раз, теперь пишете каждую неделю и чаще писать не намерены. Хвалю такую геройскую решимость и такую непоколебимую твердость характера. Я в восторге от них. Итак, теперь мне уже не от чего беспокоиться, мучиться, не получая от Вас долго письма: Вы здоровы, и мои опасения — грезы больного воображения, Вы здоровы и наслаждаетесь своим решением не писать больше одного раза в неделю. Но скажите же, отчего мне жаль моего беспокойства, моей тревоги, тоски и мучения? Отчего не радует меня мысль, что теперь Ваше молчание не означает Вашего нездоровья?»
О жизни и драматизации событий
10 октября
«Жизнь душит и давит ногами тех, которые глядят на нее с мистическим ужасом и подобострастием: надо смотреть ей прямо в глаза. В ней нет ничего ни столько сладкого, ни столько горького, ни столько ласкающего, ни столько страшного, чего бы смерть не изгладила равно, без всякого следа. Стало быть, не из чего слишком волноваться. Будьте спокойнее и смотрите рассудительнее, холоднее и прозаичнее — будет лучше. Жизнь, как и пуля, щадит храброго и бьет труса. Смелее. Вашу руку, Marie, которая — бог даст, скоро будет моею!»
12 октября
«Письмо ваше, Marie, заставило меня перегореть в жгучем жупельном огне таких адских мук, для выражения которых у меня нет слов. Мне хотелось броситься не на пол, а на землю, чтобы грызть ее. Задыхаясь и стоная, валялся я по дивану. Мой доктор говорил на стороне, что если бы я не послал к нему в четверг, я бы или умер к утру от удара в голову, или сошел бы с ума».
15 октября
«Marie, пускаться в политики и строить догадки: Вы не мастерица на это. Идите-ко прямою дорогою — дорогою сердца. Ум женщину часто обманывает; сердце — никогда. Спрашивайтесь одного его. У меня есть вера в него, что оно спасет и осчастливит меня. А то я погибаю и глубоко несчастлив».
О работе и прокрастинации
20 октября
«Вы говорите о том, что я поспею, возвращаясь с Вами, к самой поре, когда мне надо будет писать. А знаете ли Вы, что вот уже 20-е число, а я только что, сию минуту отослал к Краевскому три полулистика статьи для одиннадцатой книжки “Отечественных записок”, тогда как по-настоящему вся статья должна была бы быть готова к 15-му числу. Когда я ее кончу — не знаю — страшно и подумать, а надо кончить, хоть умри. А между тем, кроме статьи-критики, сколько еще надо написать рецензий, заметок, о театре! Отчего я так запустил работу?»
