New friend every day: ресторатор Максим Храмов
Проект New friend every day — это эксперимент сооснователя bit.uа Татьяны Гринёвой. На протяжении целого года Таня решила каждый день писать о новом человеке. Иногда это закадычные друзья, а иногда новоиспеченные знакомые. В сегодняшнем выпуске ресторатор Максим Храмов.
Привет! Это Максим Храмов, успешный ресторатор и талантливый музыкант, один из создателей сети «Челентано», ресторанов «Пастатека» и «Гиви Рубинштейн».
Я знакома с Максимом года три, и он кажется мне самым романтичным и эмпатичным ресторатором из всех, кого я знаю (что иногда диссонирует для меня с тем фактом, что он с партнерами много лет занимался огромной франчайзинговой сетью: скучное, казалось бы, дело).
Максим жил до 96-го года во Львове, окончил консерваторию и работал журналистом, сейчас думает о том, что еще ищет свое призвание в жизни и хочет оставить в ней значимый след в виде музыки и книг. Сегодня Максим – мой очень честный, опытный и глубокий #newfriendeveryday. Подписывайтесь на “Телеграм” со всеми друзьями тут.
- В детстве я мечтал быть водителем трамвая, потом - троллейбуса и автобуса.
Мне очень нравилась возможность общаться с большим количеством людей – это то, от чего я до сих пор заряжаюсь.
– Мое увлечение было очень серьезным: я смастерил себе миску-руль и нарисовал от руки бумажные талончики (однажды я даже заигрался и дал кондуктору свой «фальшивый» прокомпостированный с совершенно невозмутимым видом). Я очень органично входил в роль: мне очень нравилось объявлять остановки и всякие предупреждения вроде «Не стойте в дверях», «Женщина, не зажимайте двери», имитируя сленг настоящих водителей. Стоит ли говорить о том, что меня знали все водители троллейбусов во Львове?
– Потом я мечтал быть чемпионом мира по фигурному катанию – этим увлекались мои родители и увлекли меня. Впечатляли победители тех лет – их показывали по телевизору, они были настоящими героями и звездами.
– И все-таки с 7 лет я начал заниматься музыкой: музыкальная школа, после консерватория. Я был талантливым лентяем: все делал в последний момент, но учителям нравился.
– Первая история о роли женщин в моей жизни. Мою сестру отдали в музыкальную спецшколу, и в классе у нее была девочка армянка, в которую я безумно влюбился. В итоге я убил еще лишние годы, чтобы попасть в ее класс спецшколы (после своей обычной музыкальной), потом мы учились вместе в консерватории. После она уехала в Канаду, живет там уже 38 лет, но мы до сих пор дружим и видимся раз в пару лет.
– Мой папа – журналист, мама – учитель русского языка и литературы. Я публиковался с 8-го класса и знал украинский так же, как и русский.
– Журналистика близка к искусству: талант первичен, и можно научить техникам и алгоритмам, но главное закладывается с рождения. Сейчас идет расцвет новой журналистики: как и в ресторанах, так и в медиа важно понимать, зачем ты это пишешь, должен быть основной мотив.
– После консерватории я мечтал стать музыковедом. Но после первого курса студентов начали забирать в армию, и я вернулся уже взрослым, когда во Львове началась перестройка, и устроился стажером в областную молодежную газету (тираж которой был, представь себе, 240 000, а часть подписчиков была в Киеве: мы писали о том, что в столице запрещала цензура). Я был бегающим стажером – писал о культуре, искусстве и театре.
– Когда начались митинги, я стал сначала зав. отделом культуры, потом – политики. Тогда мне было совсем не до консерватории, меня восстанавливали трижды, последний раз – уже в 34 года, когда мне надо было получить какие-то документы для дела.
Следующая моя история про роль женщин в жизни - когда я безумно влюбился в 89-м году: это была журналистка из Днепра. Я летал к ней каждые выходные, а когда началась нищета, моей зарплаты хватало лишь на 1 билет до Днепра. И я понял, что надо что-то менять: или девушку, или работу.
Девушка была слишком мне дорога, потому в 1991 году я начал коммерческую часть своей жизни: возил ковры, потом телевизоры, СВЧ-печи, машины…
– Все комсомольцы в 91-м стали банкирами, и я, как бывший комсомолец, начал заниматься финансовыми услугами, это приносило неплохие деньги.
Считаю, что предпринимательству можно научиться, но нотка авантюризма должна быть всегда – без нее ты не добьешься успеха. Еще умение быстро принимать решения. Я всегда делал это быстро и лишь в последнее время замедлился: мне появилось что терять.
– Правила предпринимателя: принимай решение быстро, реализовывай быстро. Не можешь сам – продай идею и хоть что-то заработай на ней.
– Мой непубличный бизнес продолжился до 1999 года, когда Кричевский с Зархиным позвали меня помочь открывать им бизнес в Киеве. Меня убалтывали сутки: и возможность в случае успешности стать публичным таки убедила.
– Когда я открыл первые два ресторана, то понял, насколько они могут быть прибыльными: народ стоял в очереди, чтобы зайти. Тогда ключевой была идея, как сделать стулья максимально неудобными, чтобы народ быстро уходил. Рынок был почти пустой, я понял, что нужно сконцентрироваться на этом, и завязал с прошлым.
– Мы вошли в историю: сделали первую огромную франчайзинговую сеть в Украине. Даже на данный момент “Челентано” – самая большая сеть в Восточной Европе, количество ресторанов в хорошие годы превышало 200.
– Основной источник энергии – во мне самом. Когда чувствую выгорание, я ухожу в себя, переключаюсь на гуманитарные вещи, искусство, театр, книги, беру билет на поезд и еду по Украине или куда-то дальше… Выгорание случается со мной из-за высокой эмоциональной вовлеченности:
я не научился ставить блоки, чувствую сильную эмпатию и от этого быстро сгораю.
Раньше я менял все каждые 5 лет по классике, в ресторанном же бизнесе я засиделся. Больше всего меня тяготит тяжеловесность такого бизнеса и зависимость от него, тем более материально это не так круто, как эмоционально.
Все поменять мне сейчас страшно. В 2006-м я мог бы продать свою долю за миллионы на пике успеха, и сейчас бы я на это согласился.
– Каждый сегодня живет лишь сегодняшним днем – это буддизм в худшем смысле, когда делают необходимые вещи и не успевают создавать ничего важного и нового. Мне не хочется включать ностальгическую ноту, но я часто понимаю, что каждый следующий год становится не лучше, а в прошлом было веселей и интересней.
– Плюс нового поколения – они рассчитывают сами за себя. Готовы менять работу, окружение, работать над собой. У них нет контроля и нет правил, которые они транслируют. Главное – в первые 3–4 года жизни дать им максимум гуманитарных основ. А как только они попадают в социум, они начинают добирать сами то, что им нужно.
– Дочь воспитывает 2 сыновей, это совсем другие дети – они осознанные и счастливые, у них под запретом телефон, а мультики – это праздник. Они говорят на трех языках, и в них уже заложены базовые качества, которые им точно помогут.
– Последние несколько лет некомфортны для меня из-за бизнеса: больше времени уходит на «решение вопросов», чем на созидание. Но я понял, настолько ценно окружение и как важно не тратить время на тех, кто тебе неприятен. Я всегда был очень свободолюбив. Это не позволило мне долго работать наемным работником. Я работал стажером 3 года (пока другие делали карьеру за год), потому что всегда требовал справедливости. Так и в бизнесе: я не могу работать в условиях несправедливости – когда кто-то доминирует деньгами или статусом.
– Я не боюсь бедности: минимум 4 раза я терял все. Я понимаю, что мой потенциал позволит мне создать все с нуля. Но я боюсь не создать что-то важное. Я боюсь не успеть чего-то такого, что является стоящим, – не родить ребенка, не написать книгу. В определенный момент ты задумываешься о том, что останется после тебя, и понимаешь, что мир настолько бренный, что люди все забывают за день.
– Хочу заниматься музыкой: создавать значимое, то, что останется долго.
Многие говорят, что мне пора писать книги. Посмотрим.
Я получил от родителей 200% воспитания, из которых 100% лишнего я убрал: со всем полученным от родителей я не мог бы нормально коммуницировать со своими более хулиганистыми сверстниками.
– Счастье – это динамика. Поиск, стремление: кайф, когда движение происходит с людьми, которые тебе близки. И результат от кайфового процесса гораздо ценнее всех остальных, пусть даже более весомых.
Когда я играл с оркестром на концерте в честь своего пятидесятилетия, это, пожалуй, был пик счастья. Это момент, когда ты отдаешь и берешь одновременно. Счастьем был кайф от первых “Челентано” – когда понимаешь, сколько времени ты убил и что ты получил, – эта толпа на входе значит, что ты создал что-то востребованное.