Сергей Светлаков (актер и шоумен) и Сергей Дидковский: я сейчас представляю пляшущих девок в трусах
Сергей Светлаков участник и продюсер юмористических программ канала ТНТ, шоумен и актер, владелец ресторана ESHAK в Киеве о еде, рашн депрессии, восточной культуре. Сергей Дидковский перед разговором со Светлаковым стоял под проливным дождем, у открытого багажника спортивного красного автомобиля с откидным верхом, и пил виски из бутылки, упакованной в крафтовый пакет.
Какой у вас был самый дебильный вопрос, чтобы я его сразу задал?
У меня такое предположение, что вы не должны в него попасть. Если бы я сказал, какой этот дебильный вопрос, то я бы обидел очень большое количество журналистов. Но он действительно дебильный.
Если я его еще раз услышу, я не обижусь, а просто еще раз стерплю, просто отношение поменяю к журналисту, и все. Буду начинать по-другому отвечать на вопросы.
Я читал, что вы говорили: «Я – обычный пацан из Екатеринбурга». Как обычному пацану из Екатеринбурга в большом шоу-бизнесе?
Тяжело. Один из моих двух выводов в жизни – что простой работы не существует.
Если бы я остался в Екатеринбурге, я не знаю, как бы там складывалось, но, в любом случае, там было бы непросто. И в Москве непросто. Неважно, где ты, неважно, чем ты занимаешься. Если ты занимаешься своей работой хорошо и за нее переживаешь, отвечаешь, то понимаешь: что ты делаешь хорошо, а что – плохо.
Неважно, в шоу-бизнесе, не в шоу-бизнесе. Я в другой структуре не работал. Ну, работал на Свердловской железной дороге несколько лет курьером. Носил по станциям пакеты с документами и делал ксерокопии иностранных грузов, которые прибыли из Узбекистана и Азербайджана.
После этого – Москва. То есть, меняются только обстоятельства, от этого проще не становится – ни с наличием денег, ничего. Какие-то вещи где-то «вылазят», становятся более простыми, но где-то сразу же жизнь ровно пополам все распределяет.
У тебя есть популярность и возможность войти туда, где кого-то не пустят. Но ты не можешь пойти туда, куда ходят все.
Все абсолютно зеркально, поэтому есть плюсы и есть минусы.
А надоедает, наверное, то, что нельзя пройтись по улице?
Это даже не надоедает. Я с этим смирился. Но очень жалко, что не могу с детьми просто пройтись по улице.
А если вернуть назад, повторили бы то же самое?
Повторил бы, это мой путь. Мне есть чем гордиться. Без этого всего, без того, что ты что-то жертвуешь, ничего не может быть в жизни.
То есть популярность – это всегда жертвы? Популярность имеется в виду медийная.
Я сейчас представляю пляшущих девок в трусах, я переадресую к ним этот вопрос, и мне как-то не хочется одинаково с ними отвечать.
Я говорю про себя, я говорю, что в моем случае плюсов, конечно, много, – я самореализовываюсь, я чувствую себя человеком, который занимается тем, чем хочется заниматься – чем дальше, тем больше.
Но жертвенность в этом, конечно, какая-то есть.
Например, у меня есть идея фильма. Это моя мечта – снять свой фильм, показать, донести до большого количества людей. Я к этой мечте шел много лет. Изучал актерское мастерство, работал сценаристом, потом – изучал продюсерскую деятельность, потом – изучал киноиндустрию, вообще ее способы продвижения. Я постепенно все эти годы шел к своей мечте – делать свои фильмы. Сейчас это происходит.
Я снял два своих фильма, один выйдет в октябре, а другой – весной следующего года. Я «сбыл» свою мечту. Но сейчас у этой мечты есть хвост, который мне совершенно не нужен.
Для того, чтобы разместить рекламу фильма на каком-то телеканале, мне говорят: «Но для этого тебе, Сережа, нужно прийти вот в эти программы». А мне, например, эти программы не нравятся. И что мне в этой ситуации делать? То есть, я понимаю, что количество людей, которые увидят мое творчество, которое является моей мечтой, будет больше, если я приду в эти программы.
И что это? Это настоящая жертвенность. То есть я, переступая через себя, делаю некоторые вещи, которые мне не нравятся, но я знаю, ради чего я это делаю.
Получается, как у Пелевина: залезть на зиккурат, то есть нужно что-то оставить на входе.
Да, так получается в жизни. В моем понимании, это утопия: ничего не отдавая, достигать своего.
Это, кстати, основная мысль человека – такого, усредненного, – который хочет быть популярен, что «я хочу мало работать и много зарабатывать». Но так же не получается.
В моем случае, нет.
Нужно честно и серьезно относится к своей работе, и реализовать свои внутренние переживания, неустроенность, свое видение мира и страны. Нужно изобрести какой-то свой язык, которым можно донести до человека свои мысли.
Может быть, у кого-то случаются чудеса. Когда он становится популярным, но ничего при этом не делает.
Я могу только на себя смотреть и за свои поступки отвечать.
А образы – они к вам быстро прилипают? То есть любой образ из «Нашей Раши», возможно, еще из КВНа или из «Прожектора»? Вас воспринимают как образ?
Наверное, большое количество людей меня с кем-то ассоциируют, со своим любимым персонажем или героем. Об этом говорят, понятно, фразы, которые вошли из «Нашей Раши» в жизнь, которые кричат мне где-то на улице, или на концертах.
Наверное, у людей, те вещи, которые цепляются, они переносят образ на человека, который проводник этих идей.
По крайней мере, я стараюсь не быть заложником чего-то одного: быть начальником строительной бригады, или Иваном Дулиным.
Я стараюсь заниматься разносторонними вещами: открывать ресторан, например, в котором мне не стыдно быть владельцем. Получается слияние творчества и коммерции.
Кстати, а почему узбекская тема, почему такое название – Eshak?
Он возник после долгих обсуждений, и понимания того, что происходит в мире.
Реально тема востока очень сильно идет. Я сейчас говорю даже не про политику, а про быт человека. Мне комфортно в восточной азиатской среде. Она меня успокаивает, дает сказочность. Плюс вековая история еды, которая передается поколениями и не уходит.
Я не знаю, чтобы мы собрались с друзьями, и поехали в ресторан русской кухни, вот так вот: «Поехали в «Ермак». Это может произойти разве что случайно.
Плюс – это мировой тренд. Думали: «Ага, а посмотрим, что с этим движением происходит в мире». Глядь, а в Америке вообще бум, там открывается большое количество узбекских ресторанов, и они пользуются популярностью.
Потом мы поняли, что это не может быть так, как в общем понимании слова «заехать покушать в узбечку». То есть, у всех ассоциация – быстро поесть жирную недорогую еду и поехать дальше. Вроде как, заехали в «узбечку», быстро лагманчика навернули, и поехали.
Мы решили сделать более креативно, даже с европейским подходом.
Официанты не должны быть узбеки, они должны быть местные, те ребята, который знают менталитет людей, где находится ресторан. В кухне должен быть не только лагман, но и нежирная пища.
У нас есть японское подразделение, есть и салат «Цезарь».
Вы контролировали весь процесс?
Абсолютно. Я приезжал на все дегустации. Все пропущено через мой собственный желудок, абсолютно все.
Это ваш первый ресторан?
Да.
Я изначально, почему спрашивал, почему узбекская – потому что у вас все же образ такого, русского человека, а тут – узбекская кухня.
Здесь никакого противоречия нет. Просто я, как русский человек, хочу, чтобы русские и все славяне наши, которые живут на постсоветском пространстве, питались всем лучшим, что есть в мире. Поэтому я открыл этот ресторан, еще там кучу у меня идей каких-то есть.
Они не связаны с продвижением вареной картошки обязательно и нарезанной селедки, например, с какими-то ассоциациями русскими.
Пускай русский человек будет широко мыслить и знать все о мире: и о кухне, и о традициях. То есть наслаждаться всем тем багажом, который есть в мире.
Неважно, где ты и как, главное – что ты говоришь, что ты ешь.
А почему именно Киев? Дело в том, что Киев ресторанами насыщен под завязку.
Да, опасались, что в Киеве высокая конкуренция. Здесь люди любят рестораны, ходят, питаются. Стиль жизни такой, ресторанный, в принципе. Киев – ресторанный город.
Но была уверенность в том, что ресторан пойдет. Сейчас мы уже думаем про Москву. Мы думали, сначала – Москва, потом – Киев. А потом решили, что сначала – Киев. Решили выдержать здесь конкуренцию, посмотреть, как это работает.
А во Львове не думали? В Украине Львов и Одесса – это два таких ресторанных города с сумасшедшей конкуренцией.
Мы для всего открыты. То есть все крупные города – Львов, Донецк, Харьков – мы надеемся, что мы везде придем. У нас сейчас первый такой опыт, мы должны все досконально отточить, всю технологию, для того, чтоб это стало такой крупной сетью с высоким качеством и с гарантией того, что ты получишь.
А вы вообще гурман? Подбираете какие-то специальные ребрышки под виски 32-х лет или главное – чтобы было вкусно?
До такого эстетства мне далеко. Мне должно быть вкусно. У меня классический вкус, то есть, если крепкий алкоголь, то с мясом. Более усредненное деление такое, скажем.
С белым вином – более легкие блюда. С красным – больше мясо.
И в смысле медиа, и в смысле еды: ваш масштаб – это, наверное, вся Земля, да? Если конечная цель фильма – то Голливуд, наверное, чтобы этот фильм показывали везде.
Я понял. Вершина, грубо говоря, какого-то творческого успеха. Я себе каких-то таких вот сразу Джомолунгм не ставил. Вот я вижу ближайшую гору – мне надо на нее взобраться, а там будет следующую видно.
А фильм, который весной, он какой будет, о чем?
«Скорый «Москва-Россия». Жанр – приключенческая комедия, но с моими мыслями и с моим отношением к нашей стране, к тому, что происходит. Разный зритель увидит там разное. Все увидят там и смешные моменты, и переживания, и любовь.
А ваше отношение к стране – это как, это что?
Это боль за недостатки, которые есть, и счастье от людей добрых и светлых, которые живут, соответственно, не зря, потому что добра становится больше.
По-моему, в Comedy была русская депрессия или как-то так.
Russian Depression, да. Проект назывался «Митрич». Это мое, наверное, главное достижение в юморе. Это больше всех моих проектов – и «Раши», и «Пэрис Хилтон».
Это то, что я хотел сделать. И те обстоятельства, которые сложились, позволили мне это сделать. Но это видело не такое большое количество людей, и не такому большому количеству людей, наверное, это интересно.
А какая была реакция? Все же это, скажем так, усредненному гражданину, наверное, тяжело.
Я соглашусь, да, конечно. Реакции как таковой не было, потому что это все было показано внутри Comedy Club, не было вынесено отдельно. Поэтому это как какие-то бонусы просто сняты, дуркование.
Когда я собрал все 22 минуты этого проекта, записал их на диски, и раздавал их людям, которым это интересно, признание было: все это не зря.
«Митрич» – мое, наверное, главное достижение в юморе.
Например, есть люди, которые телевизор вообще не смотрят, и для них этот диск – как что-то новое и интересное, сродни какому-то артовому проекту, коим, собственно, я думаю, он и являлся.
Фотографии: Юлия Черных.
Место: ресторан Eshak.
