“Я не пропагандирую сексизм, а исследую его”. Художник Никита Шаленный
Работы Никиты Шаленного всегда актуальны, конкретны и выразительны – будь то фотография, инсталляция или живопись. Его произведения часто можно увидеть на групповых выставках и арт-ярмарках в Киеве, но сам художник пристально нацелен на развитие культурной среды в родном Днепре. Мы поговорили с Никитой о погромах, консерватизме и его последнем проекте.
Никита, о чем твоя выставка Penetration?
Это рассказ о взаимоотношениях мужчины и женщины. Он начал складываться из разных визуальных образов, которые потом я соединил в единую историю. Мне хотелось показать конфликт взаимоотношений, борьбу за первенство, доминирование, за подчинение одного другому, обусловленное человеческими инстинктами, ведь мы редко говорим о культуре, о нравственности или уважении. Это не документальная история. Для меня в ней важны элементы вестерна, увлекательной и жестокой игры.
Вот ты говоришь, что тут мужчина порабощает. Взгляни на этого мальчика – неужели он способен кого-то поработить? Здесь его статус даже понижен. Если бы автором проекта была художница, то у тебя наверняка не возникло бы подобных вопросов. Но мой рассказ ведется от лица этого мальчика, потому что я сам когда-то был таким.
На одной из фотографий девушка сидит верхом на массивном стволе дерева. Я знаю, что он до сих пор лежит в твоей мастерской. Где ты его достал?
По удачному стечению обстоятельств это бревно, похожее на мощный мужской половой орган, хорошо вписалось в концепцию серии. Это ливанский кедр, который посадили первые русские цари на территории Ливадийского дворца. В 2008-м браконьеры его спилили, утверждая, что оно высохло и мешает. Дерево пролежало 8 лет на одной лесопилке в Днепропетровской области. Когда-то я случайно попал туда и узнал от хозяина о судьбе этого кедра. Скоро я использую его в своем следующем проекте об истории Крыма как колонии.
Какая реагировали зрители на серию Penetration?
За этот проект меня не раз обвиняли в сексизме. Но я бы хотел опровергнуть это обвинение, ведь каждый образ в искусстве – это лишь художественное моделирование. Мои сюжеты – не пропаганда сексизма и подавления, я лишь исследую эти темы. Кроме того, в них много личных переживаний: эта серия помогла мне проработать некоторые моменты и изменить свои отношения. У меня даже в обиходе появилось слово penetration. Например, если бы мы с тобой встречались, это тоже был бы своего рода penetration. В отношениях всегда определяется лидер, тогда как второму партнеру комфортно подчиняться. Бывает два лидера начинают конкурировать друг с другом. А некоторые люди всю жизнь могут пребывать в состоянии penetration.
Мы искусственно делим людей на разные группы, а потом спорим, кто круче. Но я считаю, что существует бесполый человек. Нет лучших и худших – у каждого свои особенности, свои слабости и сильные стороны.
Твои фотографии красивые: в них правильная композиция, цвет и свет…
А мне они, наоборот, не кажутся красивыми. Они не об эстетике, но и не об эротике. А о каком цвете ты говоришь? Я даже не редактировал их, не использовал ретушь, специально оставив прыщи и синюшность на ногах. Они абсолютно естественны.
Мне психологически в тысячу раз сложнее выставиться в своем городе, чем в любой другой части земного шара.
Весной ты показывал эту серию в Closer. Как прошла презентация проекта в Днепре?
Днепровскую галерею ArtSvit, где выставлялся мой проект, в среднем посещает 50 человек в день. Но на второй день после открытия моей выставки пришло 150 зрителей. Это очень хороший показатель. В Киеве, например, на открытия обычно приходят друзья и знакомые художника, а потом пространство пустует. Но когда на выставке нет зрителей, работы теряют важность, а ведь их задача – продолжать жить и вести диалог с миром.
Мне психологически в тысячу раз сложнее выставиться в своем городе, чем в любой другой части земного шара. Потому что здесь тебя рассматривают под двойным увеличительным стеклом – срабатывает предвзятость: “Кто ты такой? Ты из Днепра и будешь нам рассказывать?”. Я не ставлю цель бороться с таким мнением, но у меня получается это само собой.
Когда проект открывался в Днепре, мы нигде его не рекламировали, кроме “Фейсбука”, но даже при этом на событие пришло около 500 человек. Нужно отметить, что обычно хорошие выставки у нас посещает примерно в пять раз меньше. Признаюсь: раньше я игнорировал мнение аудитории, но теперь получаю удовольствие от такой заинтересованности моим творчеством. Под постами о выставке в соцсетях бывает набирается по 50-60 комментариев. Это приятно, ведь взаимодействовать со зрителем, безусловно, важно. Конечно, не все отзывы положительные, но это нормально.
Как считаешь, насколько консервативна украинская публика?
Если зайти в PinchukArtCentre и послушать комментарии посетителей, можно ужаснуться. Это какое-то глобальное непонимание. Кажется, люди приходят на выставку как в цирк уродов.
Иногда реакция на искусство бывает более радикальной, чем негативные комментарии в соцсетях. Я имею в виду выставку Давида Чичкана в ЦВК. Что думаешь об этом случае?
Давид очень переживал, когда показывал свой проект в Днепре, боялся, что и там может произойти подобное. Наши кураторы Вита Попова и Ирина Поликарчук случайно познакомились в поезде с парнем, причастным к право-радикальному движению в Днепре. Они попросили его не устраивать погромов. На самом деле, такие скандалы никому не нужны. Все эти погромы в ЦВК высосаны из пальца. Если бы организаторы выставки сами не подпитывали провокационные настроения, никакого конфликта не произошло бы. Похожая история и с Володей Кузнецовым, который до сих пор борется с Заболотной, хоть она уже и не работает в “Мыстецьком Арсенале” (речь идет о выставке “Великое и Величественное” 2013 года, когда тогдашний директор МА Наталья Заболотная закрасила работу художника Владимира Кузнецова “Колиивщина: Страшный Суд” черной краской. – Ред.).
Кажется, люди приходят на выставку как в цирк уродов.
Твои работы продаются на Западе?
Да, моя серия “Где брат твой?” входит в коллекцию Краковского музея современного искусства. Много работ находятся в Дании, некоторые – в крупной коллекции Faurschou Foundation, где также есть произведения Луизы Буржуа, Ай Вэйвэя, Сантьяго Сьерра, Трейси Эмин. В 2014 году на ярмарке современного искусства Cosmoscow в Москве показывали мою серия акварелей “Альбом о войне”, и Йенс Форскау (датский коллекционер, основатель Faurschou Foundation. – Ред.) купил этот проект полностью – даже с ящиками для оружия, которые входили в экспозицию. Их перевозка, кстати, стоила приблизительно так же, как сама работа.
Когда ты сделал серию “Альбом о войне”?
Сразу после Майдана. Это очень эмоциональный и честный проект. К тому же у меня больше не было высказываний о текущей ситуации в стране. Я отошел от этой темы, потому что против манипуляций и подыгрывания каким-либо идеологиям.
Какие, по-твоему, идеи сейчас важно транслировать обществу?
Самые разные. Главное, чтобы они не были искусственными, высосанными из пальца или скоропортящимися, как журналистские сюжеты: большинство новостей именно такие – быстро вспыхивают, а потом также мгновенно перестают быть интересными. То, что художник отражает реальность, – заблуждение. По-настоящему интересны только авторы, которые создают реальность сами, придумывают собственные миры и могут сделать их интересными для других. Конечно же, важно быть понятным и универсальным, чтобы работа читалась без дополнительных подпорок в виде текста. Ведь искусство – это самостоятельный язык, эмоциональный, чувственный, способный выразить то, что невозможно передать в словами.
