«Я считаю красивыми рейвы с потными мужиками». Фотограф Антон Шебетко о геях, цензуре и стыде
Одни называют его снимки порнографией, а другие сравнивают со стилем Терри Ричардсона. Вот только сам Антон не пытается кому-то подражать: ненавязчивости и чуткости оптики его работ может позавидовать любой мастер жанра ню или стреляный воробей из Playboy (кстати, там Антону тоже довелось поработать).
На прошлой неделе в киевском пространстве IZONE открылась первая персональная выставка Антона Шебетко «Мы были здесь». Героями этого проекта стали украинские военные, которые скрывают свою гомосексуальность. По этому случаю мы поговорили с Антоном о цензуре, красоте и отношении к теме ЛГБТ в Украине, а также о самой выставке.
О себе
Почти год я живу в Амстердаме. Я учусь в художественной академии, это занимает большую часть моего времени. Периодически снимаю как фрилансер на вечеринках и для медиа, но фотография – не основная статья моего дохода.
По образованию я маркетолог, но ни дня не проработал по специальности. Я пошел в прессу и несколько лет занимал должность редактора в украинском Playboy. Конечно, девушек, которые будут на развороте, мне выбирать не приходилось. Я вел несколько рубрик, брал интервью, писал тексты – в общем, это была стандартная редакторская работа. После Playboy я ушел в копирайтинг, а потом некоторое время работал в Bird in Flight, с которым продолжаю сотрудничать и сейчас – пишу для них тексты.
Фотография – не основная статья моего дохода.
Журналистика дала мне навык общения с людьми, поэтому многие мои проекты основаны на коммуникации, а текст в том или ином виде присутствует в каждой работе. Даже если человека нет на фото, за изображением стоит история. Например, для проекта “Плешка” я общался с геями, которые застали эти точки сбора в Киеве. А для Common People, который недавно выставлялся в Торонто, я пообщался с 50 геями и сделал из этих записей аудиотрек, который, с одной стороны, создает впечатление комьюнити, но вычленить отдельные голоса из этого шума невозможно – они недостаточно сильны, чтобы быть услышанными.
Об ЛГБТ в Украине
На днях я смотрел сюжет по ТВ об ЛГБТ в украинской армии. Многие наши политики открыто просят не выпячивать эту тему, потому что им надо потакать гомофобным настроениям общества. А все позитивные подвижки вроде Прайда, который сопровождается отрядами полиции, они устраивают, чтобы сделать красивое лицо для Запада. На самом деле, им неохота что-то предпринимать по этому поводу, поскольку внутри страны их особо не волнуют права представителей ЛГБТ и людей в целом. И это притом, что геи есть во всех сферах жизни, в том числе в Верховной Раде.
По статистике, 5−10% украинцев признаются, что знакомы хотя бы с одним представителем ЛГБТ. Получается, остальные 90% не знают ни одного? Видимо, они строят свое представление о геях на всяких оскорбительных карикатурах и телепрограммах вроде “Вечернего квартала”. Они в упор не видят ЛГБТ, несмотря на то, что это их дети, родители, друзья, коллеги.
Еще одна проблема в том, что у нас нет доступной информации об ЛГБТ. Тот же Прайд воспринимают не как марш равенства и правозащитное мероприятие, а как гей-парад, притом даже в медиа. Поэтому многим даже в голову не приходит, что те, кто на него выходит, отстаивают права человека как таковые. ЛГБТ не требуют ничего сверхъестественного – они просто хотят, чтобы у них были такие же права, как у любого гражданина общества.
Геи есть во всех сферах жизни, в том числе в Верховной Раде.
Вряд ли кто-то сознательно будет делать себя дискриминируемым меньшинством. Пускай гетеросексуал, который считает, что геи пропагандируют свои взгляды на жизнь, подумает, каково приходится человеку в гомофобной среде, где его ненавидят и отторгают.
Конечно, в Нидерландах тоже есть гомофобы, ксенофобы и антисемиты. Вот только там быть такими стыдно: в стране есть соответствующие антидискриминационные законы, ну и вообще, на тебя там будут смотреть как на недалекого человека. Какое тебе дело до других людей, которые не проявляют по отношению к тебе никакой агрессии?
“Мы были здесь”
У меня в друзьях довольно много геев, поэтому я рассчитывал, что соцсети помогут найти героев для проекта “Мы были здесь”. Однако поиски шли туго, и я начал сомневаться, что они к чему-то приведут. Люди не хотят об этом говорить, так как понимают, что могут лишиться работы или отхватить по щам, поэтому их страх вполне объясним и оправдан. В итоге с участниками знакомился через журналистов и знакомых. Уже после выхода первого материала со мной связалось еще несколько человек.
Для этого проекта я сознательно делал портреты в студии – сырые, незамысловатые в плане постановки, с отсылкой к съемкам лукбуков. Я хотел, чтобы они быстро срабатывали на понимание темы, но в то же время не до конца ее раскрывали. Вроде смотришь на снимок, видишь военного, но понимаешь, что все не так просто.
Я не хочу ограничивать себя одной фотографией и вешать свои снимки на стенку, как до сих пор делает много фотографов и художников. Фото как медиум дает гораздо больше возможностей для экспериментов, поэтому на выставке “Мы были здесь” будут не только фотографии, но и видео, инсталляции и другие объекты.
Изначально проект “Мы были здесь” задумывался как медиакампания, и работы должны были быть представлены на бордах. Однако в последний момент мы столкнулись с цензурой определенных лиц в принт-хаусе, которые отказались печатать мои снимки. А когда фонд “Изоляция” делал запрос в департамент культуры, они заявили, что этот вопрос их не касается.
Люди не хотят об этом говорить, так как понимают, что могут лишиться работы или отхватить по щам.
Вот тебе и пример цензуры, которую нам приходится испытывать в демократической стране. В качестве ответа я снял трешевые плакаты, которые мы разместили в метро. Они не связаны с тематикой выставки напрямую, а только отдаленно намекают, о чем выставка.
Об отношениях с моделями и раскрепощении через фото
Мои фотографии во многом о доверии — это результат взаимоотношений с героем и в чем-то перформанс со стороны модели. Многие сначала стремаются раздеваться, и тогда я начинаю с ними играть: устанавливаю контакт, потом вынуждаю встать в непривычную для них позу, снять какую-то часть одежды. Как правило, я фотографирую у них дома, так что там есть и момент работы с пространством. Для меня это каждый раз вызов, так как я оказываюсь дома у человека впервые. У модели же есть шанс взглянуть на свое жилье под новым углом.
Для проекта “Мы были здесь” мне нужно было уговаривать военных открыться, поэтому я применял более журналистский метод работы. Визуальную часть я всегда ставлю отдельно. В этом случае у меня был набор образов, которые я дорабатывал уже после общения с героями.
Многие сначала стремаются раздеваться, и тогда я начинаю с ними играть.
Мне интереснее работать с менее податливыми и незнакомыми людьми, у которых есть определенное сложившиеся представление о себе. Я прошу их сделать перед камерой то, чего они никогда не делали – действие, не всегда связанное с оголенным телом, а, скажем, что-то смешное. Для некоторых это может быть еще страшнее, потому что они боятся выглядеть на снимке неловко. Когда они принимают мои правила игры, во время съемки происходит некий акт освобождения, и люди начинают чувствовать и воспринимать себя по-другому.
Украинцы очень зажатые и консервативные, им довольно трудно принять свое тело. Лично я не вижу в обнаженности чего-то постыдного и не понимаю, почему они стесняются себя же. Не хочу винить в этом только совок и религию, но они, конечно, этому способствовали. На Западе люди более открыты: они не так озабочены тем, что о них подумают. Поэтому снимать там и здесь – это очень разные вещи.
Я рассчитываю на то, что мои фотографии или работы других художников, которые пытаются раздвигать рамки этой зашоренности, сделают украинцев более раскрепощенными и терпимыми к чужим для них вещам.
О личном опыте в творчестве и красоте
В моих проектах герои часто прячутся, но делают они это не просто так: человек сам принимает решение скрываться, потому что для него это вынужденная необходимость.
Наверное, некоторые мои проекты рождаются из собственного опыта как человека, которому приходилось что-то скрывать в жизни. В проекте Common People, например, есть и мой автопортрет без лица. То есть мои работы в какой-то мере являются проявлением моей закрытости в каких-то вопросах, хотя интровертом я себя не считаю.
У каждого человека есть свое понятие красоты, и надо осознавать, что оно часто не сходится с вашим. Я никогда не думал, что для меня красиво. Красота может быть во всем – зависит от того, где и как ты ее ищешь Я, например, считаю красивым рейв с потными мужиками. Было бы хорошо начать заниматься воспитанием визуальной культуры в Украине, но в городах с кучей рекламного мусора на улицах это кажется невозможным.