Что такое перформанс и кем работают украинские художники в реальной жизни? Рассказывает Таня Корнеева
Сегодня пообщались о современном искусстве, его проявлениях и культуре в целом с художницей Таней Корнеевой, которая выступает с перформансами с 2011 года. В этом году она побывала со своими проектами «affinity»,«null», «What i’m saying?», «What does society say to me?», «Body landscapes», «Time» и «Counting» в Киеве, Вене, Риге, Черкассах, Лимане и Черновцах.
Недавно у меня спросили, почему я работаю дизайнером, при этом интересуюсь и занимаюсь другими вещами. На самом деле мне просто интересно и посредством дизайна и иллюстрации я реализую свою потребность в рисовании и создании красивых вещей. Кстати, дизайн и иллюстрация — искусство, а потому я художница и по призванию, и по профессии.
Для меня перформанс — самое искреннее искусство. Перформанс — это не о мимесисе, он не материален, не изобразителен, хотя и является неотъемлемой частью современной визуальной культуры. Перформанс — это другое, глубже. В нем нет игры и притворства. Думаю, что для меня это в первую очередь сфера исследований себя и окружающего мира, возможность расширения границ и конструирование субъективности.
В восприятии перформанса очень важно первое впечатление. Люди много чувствуют на самом деле. Важно быть любопытным и любознательным. В Европе люди задают больше вопросов, возможно, потому что во многих странах искусство ХХ века, в том числе и перформанс, развивались более линейно. Чувствуется большая восприимчивость и любопытство. Они очень внимательны, замечают и запоминают детали, и, что важно — не делают выводов заранее. Мне это очень импонирует. Я бы хотела, чтобы люди были более внимательными. А понимают они суть или нет — это не так уже и важно. Хотя приятно, когда встречаешь тех, кто на одной волне с тобой. Ты чувствуешь их будто затылком, и хочется разговаривать обо всем на свете. Возможно, вы никогда больше не встретитесь, но я ощущаю большое вдохновение, когда такие разговоры происходят. Это как фиксация в моменте здесь и сейчас.
Прикол совриска в том, что не нужно притворяться. В том, что ты имеешь невероятную палитру возможностей, технологий и методов работы. Сложно не запутаться и не потеряться в этом всем безумии, быть не бездумным фланером, а субъектом думающим и рефлексирующим.
По образованию я живописец. У меня есть много друзей, которые занимаются именно классической живописью. Отчасти мне тоже хочется рисовать что-то, но я понимаю, что, скорее всего, это не будет отвечать тому, что меня беспокоит. Потому, если и пишу что-то, то для себя.
Я считаю, что все, что появляется, имеет право на существование. Кроме плагиата, конечно.
Если говорить о перформансе, возникает проблема с терминологией. В английском языке слово performance может означать и театральное искусство, и музыкальное, и танец, и непосредственно часть визуальной культуры. В принципе, все это есть частью так званых performing arts, но когда подаешь заявки на фестивали, не всегда понимаешь, подходит ли твой проект. Границы очень размыты, а потому на некоторых фестивалях можно увидеть абсолютно разные проекты. Например, так было на Riga performance festival Starptelpa.
Всегда, когда попадаю в новую страну, стараюсь попасть в музей. Посмотреть, что у кого актуально, что интересно. У меня насобиралась коллекция разных буклетов с выставок. Некоторые я помню, некоторые — нет. Есть штуки, которые очень впечатляли и даже спустя 5 лет не могу их забыть.
У меня были проекты в Австрии и в Латвии. Могу сказать, что люди более подготовлены, поскольку заинтересованы в арт-событиях и посещают выставки. Вена – это вообще своего рода столица акционистов; самые жесткие (по крайней мере для меня) художественные высказывания связаны именно с Австрией. Мне казалось, что они перешагнули это, но нет. В своих проектах австрийские художники более жесткие и даже жестокие. Много аутоагрессии, связанной с сексуальностью.
Я начала свою последнюю серию перформансов именно в одной из венских галерей (Die Schöne). Было много людей, даже с детьми. После того, как я закончила, ко мне подошел парень из Украины и сказал, что это так по-родному, что ли. Все же очень важно, откуда ты и какой у тебя культурный бэкграунд. Художники, которые выросли после венского акционизма, уже совсем другие, более свободные. Но и общество тоже другое. Это не хорошо или плохо. Это факт. И такие штуки очень интересны.
В Риге, например, чувствуется некоторая связь с советским прошлым, связь с театром. Но в то же время фестиваль, который был в прошлом году, существенно отличается от фестиваля, который был этим летом. Мир изменчив.
В Украине остается болезненным вопрос образования. Важно реформировать саму систему. Тогда, безусловно, и культура поднимется на другой уровень.
Искусство никому ничего не должно. Я думаю, что создание проекта похоже на вынашивание ребенка. Мне очень нравится этот образ. Сначала это маленький набор клеток, потом проходит время — и это уже полноценный живой организм. И в процессе рождения это маленькое существо отделяется и становится частично автономным. Художник несет ответственность за произведение, но и произведение после рождения живет само.
Мне важен зритель, но я стараюсь не концентрироваться на этом, потому что можно попасть в ловушку — когда хочешь быть на поводу у кого-то и делать не то, чего действительно хочешь. Но мнение зрителя и людей вообще очень важно и ценно. На основе этого мнения потом можно выстраивать более сильные и эмоциональные высказывания.
Искусство и активизм связывать можно, но сложно. Сейчас затрудняюсь внятно ответить на вопрос, пострадает ли что-то от этой связи. Мы работали с девочкой-активисткой. Проект был реализован, но мне в принципе тяжело работать с кем-либо близко.
В Вене я рыдала во время перформанса японо-австрийской художницы Аико Куросаки. Мы были вместе на выставке и достаточно долго говорили об активизме, искусстве, феминизме в Украине и Австрии. Перформанс Аико был об абортах и выкидышах. С потолка висели красные ленты с воткнутыми ножами, а она сама взаимодействовала с этими лентами под музыку. Было очень эмоционально и глубоко. Меня это сильно задело.
Мне нравятся длительные перформансы, многочасовые. Например, такие проекты были у Вито Аккончи и Тамар Рабан. Некоторые перформансы Марины Абрамович тоже нравятся.
У меня нет формулы того, как нужно творить, в каком состоянии – будучи счастливым или несчастным. Счастье ведь величина не постоянная. Если бы человек ощущал счастье всегда, у него бы не было насыщения. Да и в современном мире быть всегда счастливым — это сложно.
Любое дело, которому посвящаешь всего себя, максимально честно посвящаешь, может приносить удовольствие материальное и моральное. Марина Абрамович ведь смогла монетизировать свое искусство. Наверное, у большинства людей много страхов, и самый главный — страх быть собой и заниматься, как говорил Сковорода, “сродною працею”. Боязнь ошибок, неудач, вот это вот “а вдруг”. Как говорила моя знакомая художница, нужно follow the Universe.
