Связь на грани возможного: фотограф Сергей Моргунов и его родители
Прямая речь. Сергей
Я не военный фотограф, так как войну снимал только в своей родной стране. А это другое отношение к конфликту, несмотря на всю мою антивоенщину. Я выбрал сторону до того, как попал в зону боевых действий. В первую очередь поехал разобраться для себя в природе конфликта и хотел донести свою точку зрения дальше — выяснить, кто местные люди, какие там настроения. Поэтому я считаю себя кем-то вроде архиватора, документалиста в очень консервативном понимании. Например, уже полгода я снимаю для 128-й бригады, мы вместе создаём фото и видео архив. Делаю я это за свои деньги, практически ничего не публикую. Также снимаю местных, их жизнь, общаюсь с людьми, записываю их истории: что-то на диктофон, что-то на камеру. У меня в процессе несколько проектов. Если они еще будут актуальными, сделаю выставки. Это пафосно, но моя цель — донести людям свое видение войны. На объективность я не претендую. В армии одно отделение может участвовать в одних и тех же событиях, но каждый боец расскажет разную историю. На объективность я не претендую. Разумеется, за все время я попадал в опасные ситуации: в первую очередь, если есть угроза жизни, думаешь о родителях. Эмоционально сложнее всего видеть свои снимки в некрологах.
Только три-четыре раза ездил по редакционным заданиям. В основном, различные СМИ или издательства обращаются ко мне уже за готовым материалом. Работа с зарубежными СМИ отличается от работы с нашими СМИ, но все зависит от редакторов и журналистов. Часто наши любят получать все бесплатно и почему-то считают, что им должны. Случались и иностранцы, которых очень хотелось ударить, но это больше касается моей ангажированности в этой войне. Никакого специального отношения к военным фотографам у меня нет. Все зависит от задачи и поставленной цели. Профессия – это инструмент и набор функций. Например, если ты занимаешься пропагандой и манипуляциями, не называй это документалистикой. Все остальное — это уже человеческие качества. Я очень уважаю порядочных и талантливых людей.
Родители не отговаривали меня ехать в зону АТО. Они понимают, что это не чужая война, и я не смогу быть безучастным. Им так спокойнее: они знают, что это не самый худший и опасный вариант моего участия во всей этой истории. Связь поддерживаем по телефону: смс, звонки вечером, если есть связь. При этом не говорим о местах и событиях, связанных с ними.
После поездок в зону боевых действий начал фильтровать людей, стал сдержаннее и спокойнее. Изменилось отношение к людям.
Прямая речь. Ирина и Юрий Моргуновы, родители
Сергей увлекся фотографией, когда ему было 10 лет. Заметив его интерес, мы дали ему в поездку в Миргород пленочную мыльницу “Кодак” и он привез много красивых пейзажей. Его классная руководительница взяла несколько снимков, чтобы показать их своему мужу-кинооператору. Тот очень хвалил их. Вообще, Сергей с детства всегда был возле отца, когда тот проявлял пленку и печатал фотографии. Но то, что это не увлечение, а часть его жизни, я осознала только с началом войны.
Мы очень переживаем, когда сын отправляется в горячие точки, каждая поездка — испытание. У нас есть правило: связь односторонняя и только с его стороны. Он там не на прогулке. Любой звонок, да еще и не вовремя, будет стоить и ему, и нам много нервов. Сейчас есть доступная связь и интернет, но, если Сергей долго не выходит на связь, мы с мужем все равно переживаем. А причина бывает банальная — «просто не было связи». Страшно было смотреть на него в чужих стримах. Видишь его и понимаешь, что это происходит прямо сейчас, и ты никак не повлияешь на ситуацию.
Ирина: Я всегда себе говорю «Все будет хорошо» и ждем не сообщений, а звонка, чтобы услышать голос Сергея: важно даже не что он говорит, а как. Услышишь интонацию голоса — и многое сразу бывает понятно, лишних вопросов мы не задаем. С эмоциями я до сих пор не могу научится справляться и главный успокоитель — это муж, он всегда четко и точно все ставит на свои места. Сложно не думать о плохом: ни чтение, ни кухня не помогают. Но мысли материализуются, поэтому, я повторюсь, всегда себе говорю «Все будет хорошо».
Какие-то особые ритуалы — это не для нас. Все происходит так быстро, что не успеваешь сообразить. Бывает, в 6 утра Сергей приехал домой и почти сразу говорит: «Мама, вечером я еду обратно, подстрахуй, разбуди через два часа, у меня еще много дел». Всегда все бегом, все на ходу, по-другому не бывает. С возвращениями домой та же ситуация: «Планирую быть через три дня». Ждем. Вечером новое сообщение: “Извините, задержусь”. Ну а когда он дома, всегда хочется побаловать чем-то. В любом случае, мы поддерживаем сына: Сергей все делает так, как он чувствует, а значит, он все делает правильно.