Семь мыслей о литературе в честь Всемирного дня писателя
Специально к этой дате мы подобрали семь мыслей о литературе от писателей разных стран, эпох и направлений. Это цитаты о внутренних процессах писательского ремесла, значении литературы для мировой культуры и отдельного человека.
Борис Херсонский, психиатр, поэт, Украина
Из интервью сайту MuseShore:
«Между мной и бумагой стоит врачебная этика. Я ни в коем случае не могу рассказать подлинную историю. Но даже когда сочиняешь историю, может быть так, что кто-то узнает в ней человека, которого ты никогда не знал. В моей жизни было два таких случая. Мне писали, что я не имею права раскрывать секрет больного человека, а я отвечал, что это вымышленный персонаж, поэтому если это и чьи-то секреты, то это секреты мои и того, что я знаю из книг, из общения с другими людьми. Признаюсь, я радуюсь, когда так точно попадаю в образ».
Аманда Михалопулу, писательница, Греция
Из речи на открытии Второго Международного литературного фестиваля в Одессе:
«Если мы отдадим тему беженцев средствам массовой информации, если мы забудем литературных жертв кораблекрушения – от Одиссея и Робинзона Крузо до Пятницы Мишеля Турнье – мы останемся замкнутыми в тесной клетке стереотипов, которые шепчут нам, что беженцы, неразличимый человеческий поток, прибывают, чтобы портить жизнь Западу. Литература преобразует этот поток, нарисованный информационными агентствами, этот страх и трепет в отдельных людей, в личности. Она говорит нам: Другой совсем не таков, каким кажется».
Чарльз Буковски, разнорабочий, писатель, США
Из романа «Женщины»:
«Если то, что писатель написал, издается и расходится во множестве экземпляров, писатель считает себя великим. Если то, что писатель написал, издается и продается средне, писатель считает себя великим. Если то, что писатель написал, издается и расходится очень слабо, писатель считает себя великим. Если то, что писатель написал, вообще не издается и у него нет денег, чтобы напечатать это самому, он считает себя истинно великим. Истина же в том, что величия крайне мало. Его почти не существует, оно невидимо. Но можете быть уверены — худшие писатели увереннее всех и меньше всех сомневаются в себе».
Проект «Между слов» американского программиста и художника Николаса Руже
Мишель Уэльбек, писатель, Франция
Из романа «Покорность»:
«Только литературе подвластно пробудить в нас чувство близости с другим человеческим разумом в его полном объеме, с его слабостями и величием, ограниченностью, суетностью, навязчивыми идеями и верованиями; со всем, что тревожит, интересует, будоражит и отвращает его. Только литература позволяет самым непосредственным образом установить связь с разумом умершего, даже более исчерпывающую и глубокую, чем та, что может возникнуть в разговоре с другом; какой бы крепкой и проверенной временем ни была дружба, мы не позволяем себе раскрываться в разговоре так же безоглядно, как сидя перед чистым листом бумаги и обращаясь к неизвестному адресату».
Анна Зегерс, писательница, Франция – США
Из романа «Транзит»:
«Когда я был мальчишкой и учился в школе, мы часто ходили на экскурсии. Эти экскурсии были сами по себе очень интересными. Но, к сожалению, на следующий день учитель заставлял нас писать сочинение на тему «Наша экскурсия». После каникул мы всегда писали сочинение на тему «Как я провел каникулы». И даже после Рождества, после святого праздника Рождества Христова мы писали сочинение на тему «Рождество». И постепенно мне стало казаться, что школьные экскурсии, каникулы, Рождество существуют лишь для того, чтобы писать школьные сочинения. Так же и писатели, которые были в лагере вместе со мной и вместе со мной бежали, все они пережили самые страшные и самые удивительные события нашей жизни – лагерь, войну, бегство, – словно лишь для того, чтобы потом их описать».
Конструкция для буккроссинга в Художественном музее, Одесса, 2015 год
Константин Паустовский, писатель, СССР
Из очерка «Несколько слов о Бабеле»:
«Я посмотрел на Бабеля. Он грустно улыбнулся.
— Он был тихий еврей. Я тоже был таким одно время, пока не начал писать. И не понял, что литературу ни тихостью, ни робостью не сделаешь. Нужны цепкие пальцы и веревочные нервы, чтобы отрывать от своей прозы, с кровью иной раз, самые любимые тобой, но лишние куски. Это похоже на самоистязание. Зачем я полез в это каторжное писательское дело! Не понимаю! Я мог, как мой отец, заняться сельскохозяйственными машинами, разными молотилками и веялками Мак-Кормика. Вы видели их? Красавицы, пахнущие элегантной краской. Так и слышишь, как на их ситах шелком шуршит сухая пшеница. Но вместо этого я поступил в Психоневрологический институт только для того, чтобы жить в Петрограде и кропать рассказики. Писательство! Я тяжелый астматик и не могу даже крикнуть как следует. А писателю надо не бормотать, а говорить во весь голос. Маяковский небось не бормотал, а Лермонтов, так тот просто бил наотмашь по морде своими стихами потомков «известной подлостью прославленных отцов…»
Аристотель, философ, Древняя Греция
Из труда «Поэтика»:
«Историк и поэт различаются не тем, что один говорит стихами, а другой прозой. Ведь сочинения Геродота можно было бы переложить в стихи, и все-таки это была бы такая же история в метрах, как и без метров. Разница в том, что один рассказывает о происшедшем, другой о том, что могло бы произойти».
Не могу отказать себе в удовольствии закольцевать подборку словами Бориса Херсонского, в которых содержится отсылка к Феофану Затворнику: «Не оставляйте чтения».
На обложке: часть инсталляции мексиканского художника Хорхе Мендеза Блейка «Замок».
