За 100 лет до Facebook: о чем Джойс, Фицджеральд, Кафка и Ремарк переписывались со своими любимыми
Продолжаем рассказывать, какие письма отправляли своим возлюбленным известные писатели. В прошлый раз в центре внимания были переписки XIX века. Сегодня на очереди письма XX века. Как выражали чувства, какие темы обсуждали и каким образом решали проблемы со своими женами и возлюбленными Джойс, Фицджеральд, Кафка и Ремарк – далее в подборке наиболее занимательных отрывков.
Джеймс Джойс – Норе Барнакл
Справка. Джойс познакомился со своей будущей женой и музой Норой 16 июня 1904 года. Позже об этом дне он и расскажет в своем романе «Улисс». Поженятся они лишь 27 лет спустя. За это время у пары родились сын и дочь, семья проживала в Триесте. Переписка Джойса и Норы, которую за свою откровенность часто называют порнографической и скандальной, датирована декабрем 1909-го. Тогда писателю пришлось на некоторое время уехать по делам в Дублин.
О разных проявлениях любви
5 декабря 1909 г., Дублин
Может, думаешь, эта любовь моя – ангел с грязцой? Так и есть. В неком смысле, в иные моменты. Порой
я тебя представляю самым пошлым извивом, настолько, что, пока не увижу, сказать не могу. <…> Я надеюсь, ты получила мою телеграмму и все поняла. До свиданья, моя дорогая. Боже праведный, как ты можешь любить это чудище, Нора? Прощай. С нетерпением жду ответа, родная. Твой Джим.
16 декабря 1909 г., Дублин
Я вижу охристый линолеум, ночь занавешена красною шторой, два кресла — простых и удобных: вот кухня, ковчег наш. Я знаю, ты справишься с этим. Безвылазно буду сидеть, развалившись, читать и курить, наблюдая, как ты кашеваришь. О бог мой небесный, как счастлив я буду! Огонь в очаге, и чашечка кофе, и дети, и ты: говорить, говорить, говорить с тобой, странноглазая жизнь и любовь моя, Нора, мой дикий, напоенный влагой цветок, по незримой ограде бегущий.
О страсти в разлуке
9 декабря 1909 г., Дублин
Ты, похоже, горишь (да, подвязки купи и чулки) нетерпением узнать, что я думаю про твое письмецо,
говоря, что моих оно будет похлеще? Чем же, друг мой? Ну да, в двух местах ты, пожалуй, меня превзошла: с языком (но не там, где меня изнуряешь) и словом – тем, написанным крупно над жирной волнистой чертой. О, как это волнующе – из твоих целомудренных уст это слышать, мерзавка!
Фрэнсис Скотт Фицджеральд – Зельде Сейр
Справка. Фицджеральд и Зельда Сейр встретились в 1918 году в одном из баров американского городка Монтгомери. В 1920-м пара поженилась и переехала в Нью-Йорк. Их отношения никогда не были простыми и сопровождались постоянными скандалами. Переписка датирована последними годами жизни писателя, когда Зельда пребывала в больнице для душевнобольных.
О конфликте поколений
4 августа 1939 г., Энсино, Калифорния
Если говорить серьезно, то я не согласен с тобой, что причинил ей (дочери Скотти, – прим. ред.) вред, недвусмысленно дав понять, что ее ждет. Мне она больше всего нравится такая, как сейчас, – решительная и готовая постоять за себя. Хуже нет, когда она валится на спину и молотит каблуками воздух, не испытывая никакой благодарности за то, что для нее сделано (она считает, например, гольф на Вирджиния-Бич и возможность смотреть кино, не выходя из дома, чем-то само собой разумеющимся, ведь она принцесса).
19 марта 1940 г., Энсино, Калифорния
По-моему, ты недооцениваешь того, чего Скотти добилась в Вассаре. Ты вскользь обронила, что двух лет достаточно, но это не так. У нее прекрасные задатки. Она не просто собралась с силами и поступила в колледж так рано, ей удалось из заурядной студентки превратиться в одну из самых многообещающих. <…> У нас есть все основания гордиться нашей малышкой. Я сделаю что угодно, но дам ей возможность проучиться в колледже еще два года, она их заслужила. Она не просто талантлива, у нее организаторский гений.
О здоровье и прожитой жизни
6 октября 1939 г., Энсино, Калифорния
От тебя я прошу лишь одного: предоставь меня с моим кровохарканьем и надеждами самому себе, а я постараюсь заслужить право спасти тебя, разрешение дать тебе надежду. Твоя жизнь, как и моя, не удалась. Но мы не зря столько перенесли. Скотти должна быть счастливой, а этот год – самый важный в ее жизни.
О писательстве и таланте
19 марта 1940 г., Энсино, Калифорния
Пишу рассказы про Пэта Хобби – и жду. У меня возникла мысль написать серию комедий, которые снова начали бы печатать в популярных журналах, но, боже мой, я совсем забыт! «Гэтсби» не будут больше издавать в «Современной библиотеке» – его никто не покупает. Как обидно!
11 октября 1940 г., Голливуд, Калифорния
Не представляю, что ждет меня через три месяца, но, если я получу аванс хотя бы за одну из двух моих последних попыток, жизнь никогда уже не будет казаться мне такой мрачной, как год назад, когда я был уверен, что Голливуд внес мое имя в черный список конченых людей, хотя я этого ничем не заслужил.
18 мая 1940 г., Голливуд, Калифорния
Ты ведь по собственному опыту знаешь, что писать коммерческие вещи туда, где хорошо платят, – дело, требующее строго определенных навыков. <…> Как только я чувствую, что пишу под дешевый стандарт, перо останавливается, а мой талант оказывается где-то далеко-далеко, и, по правде сказать, я не могу упрекнуть их за то, что они отказывались служить мне не раз за последние три-четыре года: вспомнить только, что я пытался им скормить!
26 октября 1940 г., Голливуд, Калифорния
Читаю книгу Эрнеста (“По ком звонит колокол”, – прим. ред.), которую он мне прислал. Она хуже, чем «Прощай, оружие!». В ней нет ни накала, ни свежести, ни взлетов подлинного вдохновения. Но я думаю, что среднему читателю, воспитанному на Синклере Льюисе, она понравится больше других его вещей. Она вся состоит из приключений а-ля «Гекльберри Финн», но, как и все его книги, отмечена печатью большого ума и профессионализма. Наверное, жизнь так обламывает нас, что писать раз за разом одинаково хорошо практически невозможно.
Франц Кафка – Милене Есенской
Справка. Начало переписки Кафки с чешской журналисткой и переводчицей Миленой Есенской датировано 1919 годом, когда она попросила разрешение на перевод его рассказа «Кочегар». Они виделись всего 2 раза и вели активную переписку до ноября 1920-го, после чего писатель ее прекратил. Однако в конце жизни отправил свои дневники именно Милене.
О типичных женщинах
Меран-Унтермайс, пансион «Оттобург»
Я послал Вам несколько строчек из Праги, а потом из Мерана. Ответа не последовало. Впрочем, строчки мои, конечно же, не нуждались в сколько-нибудь спешном ответе, и если Ваше молчание есть всего лишь признак относительного благополучия, каковое, мы знаем, часто выражается в нерасположенности к писанию писем, то я вполне доволен. <…> Итак, я ожидаю одного из двух. Либо дальнейшего молчания, это означает: «Не беспокойтесь, у меня все в порядке»; либо же хоть нескольких строк.
О значении писем
Среда
И кому это пришла в голову мысль, что люди могут общаться друг с другом посредством писем! Можно думать о далеком человеке, можно коснуться близкого человека – все остальное выше сил человеческих. А писать письмо – это значит обнажаться перед призраками, чего они с жадностью и ждут. Написанные поцелуи не доходят по адресу – их выпивают призраки по дороге.
О любви и неопределенности
Понедельник, после обеда
Поскольку я люблю тебя (а я тебя люблю, непонятливое ты существо, и как любит море крохотную гальку на своем дне, так и моя любовь затопляет тебя всю, – а для тебя такой галькой да буду я, если дозволят небеса) – поскольку я тебя люблю, я люблю весь мир, а весь мир – это и твое левое плечо – нет, сначала было правое, – и потому целую его, когда мне заблагорассудится (а ты, будь добра, чуть приспусти на нем блузку), – но и левое плечо тоже, и твое лицо над моим в лесу, и твое лицо под моим в лесу, и забвение на твоей полуобнаженной груди. И потому ты права, когда говоришь, что мы были тогда одно, и тут мне страх неведом, ведь это мое единственное счастье, моя единственная гордость – и я сейчас имею в виду не один только лес.
Вторник
И когда я говорю, что ты для меня самое любимое, пожалуй, это тоже не подлинная любовь; любовь – то, что ты для меня нож, которым я копаюсь в себе.
Снова суббота
По-прежнему ли ты хочешь меня видеть после моих последних писем, я не могу судить; свое отношение к тебе я знаю (ты – моя, даже если я тебя никогда не увижу), я знаю его в той мере, в какой оно не поглощается необозримыми пространствами страха, а вот твоего отношения ко мне, повторяю, я совсем не знаю, Милена.
О глупом чувстве ревности
Вторник, утром
Я говорю это не из ревности, Милена, я не ревную. Либо мир так мал, либо мы так огромны, во всяком случае мы заполняем его целиком. К кому мне ревновать?
Пятница
Ревность, это в самом деле ревность, но я обещаю тебе, Милена, никогда тебя ею не терзать, только себя, только себя.
Четверг, позднее
Пришло ночное письмо из «Белого петуха» и письмо от понедельника, первое, очевидно более позднее, но не наверняка. Я только раз быстро их просмотрел и должен тебе сразу ответить, просить тебя не думать обо мне плохо… И никакой ревности тут нет, просто такая игра вокруг тебя; потому что я хочу тронуть тебя со всех сторон, в том числе и со стороны ревности, но это глупо и больше не повторится, это всего лишь нездоровые грезы одиночества.
О безысходности будущего
Суббота
Ты уже оставляла однажды своего мужа и тем легче могла бы оставить его сейчас, когда обстоятельства давят много сильней, – но, конечно, ты оставила бы его только ради того, чтобы оставить, а не ради какого-то еще другого человека. Но все эти рассуждения ни к чему не ведут – разве что к большей открытости.
Понедельник, вечер
Мало есть несомненных истин в мире, но вот эта из их числа: никогда мы не будем жить вместе, в общей квартире, бок о бок, с общим столом – никогда; даже общего города у нас не будет.
Эрих Мария Ремарк – Марлен Дитрих
Справка. Ремарк и Дитрих встретились в 1930 году в Берлине, однако близко общаться начали лишь через несколько лет. Их отношения складывались тяжело, а женитьба Ремарка на Полет Годар лишь поспособствовала их осложнению. Несмотря на это, пара продолжала переписываться до смерти писателя в 1970-м. Дитрих стала прообразом главной героини «Триумфальной арки», а из их переписки получилась книга «Скажи, что любишь меня». Правда, большая часть писем актрисы не сохранилась.
О своевременности встречи
23 декабря 1937 г., Париж
Я думаю, нас подарили друг другу, и в самое подходящее время. Мы до боли заждались друг друга. У нас было слишком много прошлого и совершенно никакого будущего. Да мы и не хотели его. Надеялись на него, иногда, может быть – ночами, когда жизнь истаивает росой и уносит тебя по ту сторону реальности, к неопознанным морям забытых сновидений. Но потом мы опять забывали о нём и жили тем, что называется жизнью: брошенные на позиции перед неприятелем, слегка храбрящиеся, слегка усталые, циничные.
О мужском понимании любви
14 декабря 1938 г., Порто-Ронко
И, может быть, вот ещё что: твоё счастье – это моё счастье, и твой смех – это мой смех, и твоя радость – моя радость. И ещё я хочу сделать тебя весёлой, и чтобы ты знала: я всегда с тобой, рядом или нет. Ты никогда не должна быть одинокой, пока я с тобой. <…> Смейся же – я так люблю тебя, когда ты весела, – и какое это счастье для меня, что я тебе нужен.
О верности и измене
07 декабря 1937 г., Париж
Я верен тебе всецело, это ужасно, но даётся мне, кстати, без малейшего труда.
31 декабря 1938 г. – 02 января 1939 г., Порто-Ронко
Ах, небесное создание! Когда ты появилась в моем жилище и по-пумьи набросилась на меня, не зная, кому ты, собственно, с кем изменяешь, – ты всегда обманывала других со мной, мой ангел, ибо как ты могла обманывать меня, если я тебе позволял абсолютно все; какая ты была красивая и какая молодая, и насколько точно ты знала, где тебе самое место.
О работе и том, как стать лучше
Предположительно 18 января 1939 г., Порто-Ронко
Любимый свет мой, иногда я не в силах продолжать работу над этой вот книгой, я ненавижу ее, потому что она удерживает меня вдали от тебя; и тогда я достаю твои фотографии, раскладываю их перед собой, зная, что, в сущности, не должен был делать этого, потому что только хуже будет, но все-таки делаю, а потом разговариваю с тобой, и все становится хуже и еще хуже, просто невыносимо – и замечательно, и тогда я продолжаю писать с новыми силами.
О женской красоте
31 декабря 1938 г. – 02 января 1939 г., Порто-Ронко
Удивительно, но то, что для любого другого составляет несомненное преимущество, в твоем случае едва ли не недостаток: то, что ты красива. На этом-то они и споткнулись, что очень легко объяснимо: ведь достаточно дать в кадре твое изображение. Красота и личность, очарование и характер – странное дело, но когда присутствуют оба эти качества, значительно повышаются требования к их носителю.
О полноте жизни
23 мая 1942 г., Беверли-Хиллз
Живи! Не растрачивай себя! Не давай обрезать себе крылья! Домохозяек и без тебя миллионы. Из бархата не шьют кухонных передников. Ветер не запрешь. А если попытаться, получится спертый воздух. Не волочи ноги! Танцуй! Смейся! Салют, салют!
