Купленные дипломы, бюрократия и недостаток финансирования: старший преподаватель ВУЗов рассказал о состоянии науки в Украине
Мы пообщались со старшим преподавателем биофака Харьковского национального университета им. н. Каразина Владимиром (фамилию респондент не желает публиковать, – прим. ред.), который рассказал о проблемах украинской науки. Мы узнали, почему появляются псевдонаучные публикации, ученые мигрируют за границу, а бюрократия мешает появляться новым исследованиям и многое другое.
Почему решили заниматься наукой?
Я пошел в аспирантуру в 2008 году, поскольку раньше «так было принято», более чем по зову сердца. Меня всегда интересовала моя профессия, однако интереса в конкретной научной теме на время выпуска из универа я не имел. Однако у меня был замечательный научный руководитель и хорошая научная работа. Я никогда не работал только в науке, иначе умер бы от голода . Достойные заработные платы получают только участники крупных научных проектов типа «Горизонта», но до 2015 года попасть туда было принципиально невозможно для научной группы из Украины и до сих пор это очень сложно для маленькой группы, а я учился и работал в отделе из 5-6 сотрудников. .
Я закончил биофак по специальности «Физиология человека и животных». Тема моей диссертации – влияние сигнальных липидов на чувствительность клеток к тиреоидным гормонам. Если, упрощенно, то это о механизмах снижения чувствительности клеток нашего тела к гормонам, что происходит с возрастом или вследствие вредных пищевых привычек. Обычно такие исследования связаны с изучением диабета второго типа или инсулинорезистентности. Этот диабет – этакая болезнь пожилых и склонных к лишнему весу людей, злоупотребляющих фастфудом, или, проще говоря, имеющих то, что на Западе называют метаболическим синдромом. Но, оказывается, таким образом снижается не только чувствительность к инсулину, но и к другим гормонам. Вот я на крысах изучал их чувствительность к гормонам щитовидной железы.
Владимир на рабочем месте
Часто ли вы сталкиваетесь с бюрократией и коррупцией в научной сфере?
Сейчас самым бюрократическим и непутевым органом в системе образования считаю НАЗВАНИЕ . Они протолкнули новые правила защиты диссертационных работ. Защиты работ по старым правилам должны были закончиться весной этого года. Те, кто не успевает (кто поступал в аспирантуру до 2016, кажется) – остаются без возможности дальнейшей защиты. А в биологии научная работа может быть очень длинной, и это не означает, что диссертант ленив, просто так бывает, что объект исследования нуждается в терпении. Например, на кафедре зоологии осенью защищался орнитолог, выполнявший исследования в течение 20 лет, все, кто в теме очень хвалили его работу. Была жуткая паника, истерика, даже суды. Верховной Раде пришлось даже принять какое-либо отдельное положение, согласно которому разрешили продолжать защиту по старым правилам.
Затем НАЗВАНИЕ стали бороться с коррупцией, когда берут деньги для проведения защиты. Иногда деньги берут неадекватно. Не знаю, как сейчас, но до 2014 года защита диссертации по фармацевтике стоила, как новый Lanos .
А есть такие расходы, как оплатить оппоненту приезд в защиту. Такие выплаты были и нельзя сказать, что они были запредельными. Есть советская традиция платить за пир, но во многих научных советах это перестали делать. НАЯЗНО придумало, что нужно членам советов платить деньги, но как платить, по каким тарифам – непонятно.
Моему товарищу сказали платить за защиту совету большую сумму, больше 10 тысяч . Как платить? Из своего кармана? Научный совет разводит руками. Их НАЗВАНИЕ обязало. Потом уже цену снизили на четверть, что-то они там пересчитали или им НАЯВО приказало пересчитать. И вопрос, кто занимается коррупцией? Если есть стандартная такса, вы скажите об этом сразу. Вообще такая практика оплаты защиты, если бремя этой оплаты будет ложиться на диссертанта, никак не будет поощрять ученых к защите научных работ.
Я не понимаю, чего стремится таким образом достичь наше образовательное начальство – чтобы у нас не было молодых кандидатов? Если это такая борьба за «чистоту», можете начать с того, чтобы решительно отобрать дипломы у тех, кто защищал откровенный хлам последние тридцать лет, у нас слишком неспособной к науке профессуры и академиков. Кстати, академики всех этих НАН, НААН и других таких структур получают очень неплохие выплаты пожизненно – мы их кормим из налогов, а скажите сколько научного продукта производит эта «элита» где у половины, может, летняя деменция?
Как в Украине борются с псевдонаукой?
Вопрос этот более философский. Мне кажется, что отвечать на него должны гуманитарии. С одной стороны, у нас есть борцы с псевдонаукой. Вот, например, есть прецедент иска Тесли против Егорченко , которая его назвала псевдоученым. Якобы победила она страшного Теслю (преподаватель КНУ, защитил диссертацию на тему «Информатика природы», — прим. ред.) в суде. Ну, как минимум, его иск не был слишком удачным. Но Плотник не единственный и не самый страшный псевдоученый в стране, давайте будем честными.
Если интересно, почитайте интервью с Гончаруком, он его дал изданию «Гранит науки», оно в свое время наделало много шума в СМИ и в научной среде. Этот человек претендовал на должность главы НАН! И что-то я не вижу, чтобы к нему активисты судились в суде, или чтобы его оставили степени или исключили из рядов НАН. Есть паблики в соцсетях, позиционирующих себя как площадки борьбы с псевдонаукой, например Ukrainian scientists worldwide. Но можно ли сказать, что люди, которые там выступают, являются безоговорочными авторитетами в отечественном научном сообществе?
Вообще, есть ли у этого сообщества какие-то авторитеты, весомее Тесля, Гончарука и подобных им? Тем более что если проанализировать наукометрию наших ярых борцов с псевдонаукой, то она бывает очень посредственной. Выходит, у нас за чистоту науки борются люди, которые и сами имеют к ней посредственное отношение. Думаю, так происходит, потому что борьба отнимает столько времени, что на собственные исследования сил не остается. Только на активизм.
По личному опыту, вот был у нас профессор, занимавшийся спорными исследованиями. Светил крысам в разные места лазером, исследовал, поможет ли фототерапия в борьбе с раком и другими заболеваниями. Кстати, он был довольно циничным человеком, потому что, как мне рассказывали, он предлагал свои приборы онкобольным людям, которые уже были готовы на что-либо от отчаяния. Но было с ним связано и много забавного, вот он написал очень красноречивую статью, которая кажется начиналась со слов: «в лаборатории смеркалось».
Потом произошла любопытная штука. Оказалось, что сама тема, которой он занимался, в очах многих моих знакомых скомпрометирована его личностью. Но есть фототерапия, да, она находится на грани шарлатанства, но и там случаются интересные вещи. Вот пару лет назад видел достаточно серьезное исследование по фототерапии, выполненное на хорошем научном уровне в США. Конечно, рак оно не лечит, но имеет некоторые прикладные аспекты.
Этого персонажа заметили наши научные активисты и начали откровенно травить в соцсетях. Если вы занимаетесь борьбой с псевдонаукой, почему ваше обсуждение напоминает комсомольский съезд? Так нельзя вести себя. Если хотите сказать, что он дурак, вы можете встретиться на конференциях. Да, есть такой фрик, его можно игнорировать, а можно потратить кучу ресурсов на борьбу. Но зачем? Другое дело, что его пример, к сожалению, не одинок, я знаю и гораздо более страшные истории, связанные тоже, к сожалению, с онкобольными. Там человек уже не морочится вопросами доказательности и здравого смысла. Знаю, как один такой «ученый» взял большие деньги за якобы экспериментальное лечение больного ребенка. Так случилось, что на момент его «лечения» у ребенка произошла ремиссия, родители поверили ему и готовы были отдать последние деньги. Считаю, таких надо судить, но согласитесь, это уже не вопрос чистоты научных исследований
А вот еще пример. Был такой профессор Илья Иванов , оплодотворявший комсомолок спермой шимпанзе. Он пытался вывести идеального пролетария, не больше и не меньше. Фрик? Конечно. Но профессор Иванов, хотя он очень странный персонаж, основал отечественную школу искусственного оплодотворения и питомник обезьян в Сухуме, которые затем использовались во многих медицинских исследованиях в СССР. Обезьяны оттуда даже в космос летали. Его труды ценил сам Павлов, написавший в конце концов некролог Иванову.
То есть личность человека не должна в сознании людей влиять на исследуемую тему.
Вот еще пример: есть такая известная и гнобелевская премия — это такая юмористическая альтернатива Нобелевской для самых нелепых, забавных, и порой откровенно антинаучных работ. Вообще, Игнобелевская премия ориентирована больше на популяризацию и на какие-то смешные работы, но получаемые ее считаются научным обществом такими же фриками и плохими учеными. Но вот в 2000 году Игнобелевской премией наградили Андре Гейма за его славную работу о левитующей лягушке. Спустя 10 лет Гейм получил Нобелевскую премию за изобретение графена. Следует осторожничать в разграничении понятий «наука» и «не наука». Это, по моему мнению, – философский вопрос.
Если кто-то считает, что классическая доказательная наука непогрешима, то, как минимум, в случае биологии – это серьезная ошибка. Недавно видел статью, где проанализировали воспроизводимость экспериментальных протоколов и результатов, описанных в научных публикациях по физиологии по большой выборке. Так вот эта воспроизводимость иногда бывает значительно ниже 25%.
Что нужно сделать, что псевдонаучных исследований и публикаций становилось меньше?
Понимаете, есть только один предохранитель от таких ситуаций – это институт репутации. Если Илья Кива защитится в Оксфордском университете, это учебное заведение потеряет все. Это серьезный вуз, который заботится о репутации. У нас и на Западе разные системы присвоения научных степеней. У нас научную степень дает Министерство науки и образования. Конечно, сейчас формально степень должна предоставлять ВУЗы, но фактически мало что изменилось.
ВАК в той или иной форме работает. Есть какая центральная структура при Министерстве, которая определяет, кто доктор, а кто — нет. На Западе звание присваивает только университет. Человек говорит: «Я PhD университета такого-то». Этот человек вышел из нашего университета с нашей ученой степенью, и мы за него отвечаем. Университет его и защитит и осудит. Конечно, свои проколы и там случаются. Но репутационный подход позволяет сражаться с коррупционной составляющей. Будет ли продавать дипломы вузов, заботящихся о репутации
Но и сами люди, значит, не уважают профессии и науку, если покупают дипломы.
У нас есть проблема в том, что люди не уважают то, чем занимаются. Нет репутации профессии. В Советском Союзе она не была. Можно ли было приобрести диплом? Да пожалуй. Но это было очень сложно. Был институт так называемых «красных профессоров», это такие партийцы, которые получали степени не за счет научных достижений, а благодаря политической активности. Я таких еще застал на факультете, мы считали их плохими преподавателями. Но парадоксальным образом даже «красная профессура» что-то знала.
К примеру, у нас был такой преподаватель, страшный взяточник и очень неприятный человек, из комсомольцев условно говоря. Но ведь он блестяще знал свой предмет. Почему? Ибо в свое время его приставили аспирантом к выдающемуся профессору, и тот заставил его изучить хотя бы основы предмета так, чтобы можно было преподавать студентам. Такова была школа, что хоть ты и партийный или там комсомольский деятель, а необходимые знания ты должен иметь. Совершенно невеждой быть неприлично считалось. Впоследствии этот преподаватель ушел на пенсию и его место заняла младшая преподавательница, уже с новых. И тут мы поняли, что такое настоящая неграмотность, когда человек даже учебника не может изучить. Кто из этих двух уважал свою профессию? Но первый хотя бы давал приличные знания.
Что тогда мешает людям в западных вузах заниматься псевдонаукой?
Ею там тоже занимаются и достаточно активно. Что мешает этим людям продвигать свое видение? Рынок. Есть рынок хай-тека, который отсеивает нежизнеспособные решения. Он мешает многому другому, но откровенных шарлатанов он отталкивает в область телевизионного маркетинга. Хайтек имеет свой рынок с очень жестким цензом. У нас его нет. В биологии как минимум. Почему? Ибо для создания такого рынка нужно гарантировать его участникам безопасность инвестиций. Биотехнология – это не IT, где большинство бизнеса где-то на зарубежном сервере.
Тебе кто-то мешает работать в этом офисе – забрал мебель и ноутбуки и переехал в другой или вообще эмигрировал, и твой бизнес будет жить дальше. А как при необходимости перевезти предприятие, где только один реактор стоит от 100 тысяч долларов, и его монтаж и перезапуск еще несколько десятков тысяч? До тех пор, пока в стране не будет создан крупный и развитый технологический рынок, как мы узнаем, кто на самом деле специалист, а кто ходит на кафедру читать давно устаревший предмет по учебнику 40-летней давности?
После 4 курса у нас студенты идут в то же IT, поэтому объективно оценивать качество их специальных знаний, а соответственно и качество преподавания, негде. У нас профессор был, что на парах нам сказки рассказывал, я не шучу, русские народные сказки разбирал по Проппе вместо предмета. Но кому какое дело, если большинство студентов пойдет работать не по специальности, пусть будут сказки. И он до смерти работал, учил сказкам.
Чем западные университеты отличаются от отечественных?
У нас универ работает в очень странном режиме. На Западе университет – это элитарный клуб. Можно вспомнить, как Тарас Бульба сыновей учиться посылал. Зачем? Они непонятно чему учатся, большую часть времени бездельничают. Но надо отправить молодежь, чтобы она пообщалась с ровесниками и чтобы они были из порядочных семей. В нашем понимании это было не обучение, а клуб по интересам. Но в университетах появились сообщества выпускников, которые как наследники богатых семей и чиновники позволили учебным заведениям получить деньги и статус. И своих преемников они уже видели как людей с образованием, с понятным им мировосприятием.
Когда западные университеты поняли, что позитивистское мышление развивается и наука становится трендовой, появились серьезные научные направления в университетах. Впоследствии в университетах поняли, что можно зарабатывать с помощью технологий. Так появились исследовательские кампусы.
У нас технологии сейчас не имеют связи с университетами. В советское время все технологии развивались при НАН, в НИИ, в отдельных структурах от университетов. То есть университет был не центром инноваций, а местом, где оказывают образовательные услуги. В советское время система была такой: учишься в вузах, потом идешь делать дипломную практику в НИИ, или если у тебя техническая специальность, то еще и на завод или экспериментальное предприятие, сотрудничающее с этим НИИ. И университетские преподаватели также часто работали по совместительству в НИИ или при предприятиях. Но с исчезновением института госзаказа эта цепь распалась и постепенно НИИ и предприятия со своим кадровым составом отделились от вузов. Исчезла необходимость внедрения знаний в практическую сферу, а вместе с ней и настоящие специалисты.
То есть, у нас университеты ориентированы на количество выпущенных учеников, а в западных вузах на то, что ученики сделают после обучения. И еще важно, что при западных университетах очень развиты общества выпускников: университет привлекает их к работе и досугу, пытается создать крепкое коммьюнити, где людям комфортно учиться и работать, и в которое потом хочется вернуться. Это важно, потому что практическую пользу в развитии технологий и инноваций приносят не первокурсники, а скорее выпускники. Важно задержать их при университетской среде как можно дольше. У нас этого не понимают: получил диплом – иди гуляй. Куда пойдет одаренный магистр после окончания вуза? Это не секрет – он, если захочет заниматься наукой, поедет за границу. То есть внесет свои знания и компетенции из страны, и обычно – навсегда. Ну мы так за свои налоги развиваем европейскую и американскую науку, окей. Лучшие поедут, хуже останутся, потом выкладывать уйдут. Вот так у нас падает уровень образования.
И если в западном вузе профессор не может предоставлять качественные образовательные услуги и научные наработки, ему скажут «до свидания» за три года. Каждый профессор на Западе мечтает пожизненно занимать свой пост, поэтому приходится постоянно крутиться, прогрессировать. В наших ВУЗах эта опция является базовой. У меня товарищ поехал в Израиль с родителями. Его отец – талантливый химик. И ему в израильском вузе дали возможность занимать должность профессора по постоянному контракту фактически как у нас, — пожизненно. Это считается очень престижным.
Пока у нас ситуация осложнилась тем, что денег нет у государства, поэтому есть сокращение штатов, а так обычно сидят профессора до конца.
Какая сейчас ситуация с финансированием?
Гораздо хуже, чем 10 лет назад. Образование хуже финансируется. Вот, например, одна из историй, о которой говорят знакомые. Был человек в Минобразования, который «выбивал» бюджетные деньги на исследования. Ее признали коррупционером. Поставили другого человека, мол, честного. Но этот честный сотрудник не может обеспечить финансирование. От недофинансирования страдают научные тематики и, соответственно, следует сокращать кадры: научные сотрудники, в отличие от преподавательского состава, работают, как правило, на временных контрактах. Конечно, потом их уже в кучу не соберешь – никто не захочет возвращаться в институт на ставку меньшую, чем у кассира супермаркета. Работают по привычке, по совместительству, потому что коллектив приятный, или что-то еще.
Теперь говорят, что преподаватель должен заниматься наукой. Хорошо, но для этого должно существовать научное подразделение. Опять же должно быть какое-то материальное и финансовое обеспечение. Даже если у меня уже сегодня есть научное наследие, то для публикации в приличном издании нужно уплатить взнос. Давайте честно, современная биология не пишется ни на украинском, ни на русском языках. Поэтому публиковаться уместно только в западных изданиях, где взнос может быть несколькосот долларов. Особенно большие взносы в открытых изданиях, где каждый желающий может прочитать полный текст статьи — а ведь мы хотим, чтобы нашу работу прочитали и процитировали, потому что от нас требуют высокий индекс Горша , что зависит от цитирований. Вот у нас в университете за такие публикации премируют сотрудников раз в полгода, эту премию, чтобы получить надо написать кучу каких-то бумажек, ее размер — 4 тысячи гривен. Смешно.
Вышел ученик из университета, имеющего научную степень магистра, и он может пойти в аспирантуру. Мотивации идти в аспирантуру я уже не вижу никакой: ты должен четыре года тяжело работать на высококвалифицированной работе за копейки, на которые не сможешь даже снять жилье. Все аспиранты, которых я знаю, живут исключительно на поддержке своих близких. Все для чего? Чтобы быть доцентом в вузе? И вот этому аспиранту нужно выбрать тему, которую он хочет изучить. А что если он хочет заниматься чем-то принципиально новым, что еще не исследовали в его институте?
Надо написать с руководителем какую-нибудь заявку на финансирование тематики, но они не смогут этого сделать, поскольку не имеют достаточного количества публикаций, чтобы выиграть конкурс. А где им эти публикации брать, если тема новая? Получается, что можно только заниматься темой, по которой у научного коллектива где ты оказался достаточно публикаций, где можно найти себе в руководители еще живого профессора, и которую все разжевали вдоль и поперек. Вообще требования МОН к науке чем дальше, тем менее адекватны – никакой молодой коллектив, какую бы хорошую идею он ни имел, там не пробьется. Бывает изредка, что случится такой хороший и порядочный научный руководитель, что поможет, поддержит, протолкнет как-нибудь, но таких немного. Поэтому ни о каком прогрессе и развитии новых технологий за бюджетные средства можно с такой системой не мечтать.
Есть еще один момент: вот я выполнял международную тематику под руководством моего профессора. Это еще в 2014-16 гг. Мне было очень сложно получить все документы и разрешения на финансирование нашей тематики, мы ее удачно выполнили и у нас была новая разработка для медицинских нужд. Вот я написал большой отчет, отвез в Киев, а там нам говорят: реализуйте результаты исследования по собственному усмотрению, мы в них не заинтересованы. То есть государство нам морочило голову, потратило кучу нашего времени, кучу денег налогоплательщиков, а результаты работы не нужны . Их со временем ввели наши коллеги из ЕС. Если так тратить ресурсы, то не удивительно, что их не останется.
У моего товарища возникла ситуация, когда он пошел на аспирантуру до момента, когда не было обязательства возвращать бюджетные средства, потраченные на аспиранта. Как вы относитесь к тому, что аспирантам следует возвращать бюджетные средства, если они не написали диссертацию?
Наука и образование не будут окупаться в привычном понимании ни в одной стране мира, никогда это роскошь. У нас на уровне руководства почему-то считают, что образование и наука это такие краткосрочные инвестиционные проекты: я тебе денег дал на трехлетнюю тему, через три года должен быть профит. Это так не работает. Возможно, при очень развитых научных технопарках при западных университетах. Но эти технопарки сначала кто-нибудь построил за огромные бюджеты. Если наука и образование – инвестиции, то только венчурные. В первую очередь, это такие дорогие игрушки, которые подчеркивают твой статус на международной арене. Вот когда крутой киевский пацан покупает себе часы по цене авто, он хочет с него получить прибыль? Но, видимо, хочет своим друзьям продемонстрировать, что богат и отвечает требованиям их «клуба».
Так же, как это было в первых университетах, но на уровне государств. Типичный пример — conspicuous consumption . Но, удлиняя аналогию с часами, то если звезды станут удачно, лет за 20 эта модель может стать винтажной, и тогда ее цена вырастет во много раз. Так и образование: в условиях разумного менеджмента и большого нрава можно ожидать, что за годы непрерывного финансирования образуются какие-то школы, профессиональные коллективы, и вот они уже будут представлять огромную ценность, именно люди, а не помещения или снаряжение, на котором они работают.
Тот же Андре Гейм, что мы его здесь упоминали, в свое время отказался возглавить российское «Сколково» — он имеет русские корни и был приглашен для престижа, вот у нас почти свой нобелевский лауреат. Обещали ему какие-нибудь заоблачные бюджеты. Но он все же немного понимает российские реалии, так вот он им тогда ответил что-то вроде: «Я здесь в своей лаборатории каждый день общаюсь с несколькими нобелевскими лауреатами и другими видными учеными, а у вас мне с кем разговаривать? ». Научные школы и традиции формируются в каком-то конкретном заведении десятилетиями, и их нельзя оттуда пересадить. Это, в частности, одна из причин, почему я не верю в стремительный успех проекта «президентского» университета.
Учитывая все это, я скептически отношусь ко всем желаниям наших чиновников экономить на образовании, на ученых, даже на стипендиях для студентов. Я лично знаю нескольких классных специалистов, которые в свое время просто не доучились бы без стипендий – их семьи вообще не имели денег на обучение. Как вы знаете, сокращая стипендиальный фонд на первом курсе, кто из студентов останется в профессии? Человек свободен получать образовательные услуги, как он хочет и свободен перестать их получать. У нас в Конституции написано, что каждый имеет право на образование и государство обязано всячески способствовать реализации этого права.
Теперь почему студент или аспирант должен возвращать деньги? Я смотрю на студентов и понимаю, что одна из групп решит остаться в профессии или заниматься наукой. Для меня это не повод читать свой предмет только ему одному. Знания им пригодятся, возможно, позже, возможно, в достаточно неожиданной ситуации. Мы имеем, мы просто обязаны сделать так, чтобы дать как можно лучшее и доступное образование, а такие угрозы возврата средств отвлекают и тех немногих, кто задумывался над научной карьерой. Это как на собеседовании тебя спрашивают: «Кем ты видишь себя в нашей компании через 5 лет?». И чтобы получить работу, ты должен соврать, что мечтаешь о должности старшего менеджера здесь и связываешь все свои планы с этим коллективом. Это неправда, все может измениться тебе завтра, мы это в 2014 увидели, и поэтому не надо шантажировать молодых ученых этими долгами. Они поедут в Польшу, там им без обязательств предоставит PhD позицию и стипендию, если они одарены и трудолюбивы.
Сейчас мы вроде бы пытаемся применить западные шаблоны к отечественному образованию. Но делаем это неестественным способом. Это не работает и не сработает дальше. У нас было хорошее образование раньше, мы не выпускали гениев, но имели очень качественные кадры среднего уровня. Да, советское образование имело огромные минусы, но его можно было реформировать. Вообще многие из тех, кто сегодня критикует проклятое «советское» образование и призывает разрушить все, что от него осталось, там же его и получили, в СССР. Они еще историю партии сдавали, и свои, полученные на этом предмете, знания сейчас направили на развитие национального сознания, поэтому любой сбор наших образовательных реформаторов со временем рискует превратиться в «партсобрание». Многие вещи можно было оптимизировать и заставить работать. То, что сейчас пытаются сделать с образованием, оно не будет ни советским, ни западным, пока это какой-нибудь нетрудоспособный гибрид.
Какова ситуация с популяризацией науки в Украине?
У нас недавно произошел скандал с популяризующим науку сайтом Наука.ua. На редактора наехали , что он получает деньги из России. Хотя в России есть неплохие проекты типа Постнауки, N+1 и других, где он как раз раньше и работал. У него был счет в Сбербанке, потому что приехал из России. Мне не нравится, что он делает по качеству материалов, пока статьи у них на сайте мне не очень интересны и часто содержат ошибки, но претензии к нему как к агенту воздействия – смешны. Человек заработал деньги в России и решил создать свой ресурс в Украине. Никто ему не помогал, а его обвинили почти в связях с ФСБ. Такова вот токсичная и подозрительная среда популяризаторов.
У нас почему-то в определенных кругах некоторое время считалось, что популяризация науки — это прибыльная тема, что сейчас придут айтишники и будут вкладывать деньги в твои лекции и научные ивенты. Был такой проект популярен, 15*4, его основали как раз айтишники, и многие задумались тогда «вот бы нам так». Но ведь это миф. Обычно это волонтерские проекты, которые делают люди сугубо по собственному желанию, не всегда качественно, но качество в таких проектах стоит недешево, нужны спонсоры или грантовые программы. Вообще, было бы круто, если бы была поддержка от государства, но мы тут только что говорили, что мы с образованием нормально разобраться не можем, куда уж нам в популяризацию. Сделать качественно и интересно, чтобы люди не устали от твоего формата и захотели еще прийти, послушать, и даже заплатить денег – сверхсложно. Некоторые популяризаторы книги издают. Вот такой классный канал «Довколоботаника», его ведет профессионал из киевского музея, кажется, так он книги еще пишет и издает, говорят, что интересные. Таких людей мало, но они есть.
Почему решили уволиться с кафедры?
Сокращение. Вообще существует много факторов. Я бы не уходил, если бы ставки не порезали. На кафедре я получаю около 2000 грн. Для меня преподавание это хобби, и в нашей системе я считаю это правильно: тот, кто преподает больше для себя, для развлечения, особенно если по основной работе человек вовлечен в наукоемкую профессию, будет пытаться это делать качественно, не будет иметь коррупционного интереса.
