Шагал, Ибрагим, Ивасаки: дневники, из которых можно узнать много нового
В прошлый раз мы говорили о дневниках Уорхола, Данелии, Агаты Кристи. Сегодня рассмотрим мемуары Марка Шагала, Зака Ибрагима и Минеко Ивасаки, которых объединяет умение не только достойно принять свою судьбу, но и изменить её.
Зак Ибрагим, Джефф Джайлс, «Сын террориста. История одного выбора»
Каждый ребенок попадал в ситуацию, когда его сверстники начинали расспрашивать друг друга о профессиях родителей. Особым детским уважением раньше пользовались папы-пожарные и милиционеры, например. Были, конечно, и непонятные или непопулярные профессии, о которых отпрыски предпочитали умалчивать. Но Заку Ибрагиму не довелось этого испытать – после того, как его отец, исламский террорист, убил лидера еврейского подполья, а затем организовал взрыв на подземной парковке Всемирного торгового центра, фамилия мальчика стала клеймом.
Насколько сильно окружение влияет на формирование личности? Зак рос в семье религиозных фанатиков, наравне с прописными истинами с детства впитывая ненависть к евреям, гомосексуалистам, правительству. К этому добавились частые переезды, жизнь в «плохих» районах, жестокое обращение родителей, постоянное одиночество и конфликты с одноклассниками. Казалось бы, «идеальная почва» для того, чтобы стать озлобленным маньяком или террористом. Но Зак выбрал другой путь: «Бывшие жертвы лучше, чем кто бы то ни было, понимают, что жертвы больше не нужны».
Писатель просто и прямолинейно рассказывает нам свою историю о пути, пройдя который, трудно не потерять себя и не начать мстить миру. Он доказывает, что никакое промывание мозгов не способно сделать из человека террориста против его воли. По словам Ибрагима, фанатизм не имеет отношения к вероисповеданию, полу, национальности и сексуальной ориентации – человека нельзя ненавидеть только за то, что у него другой цвет кожи или он родился в другой стране. Своим примером автор показывает, что каждый сам ответственен за свой выбор.
Минэко Ивасаки, Рэнд Браун, «Настоящие мемуары гейши»
Рождению этих мемуаров поспособствовала художественная книга «Мемуары гейши» Артура Голдена, изданная в 1997 году. По словам Минэко, самой известной гейши Японии, она согласилась дать ему интервью при условии соблюдения полной анонимности. Но автор указал её в разделе благодарностей и в нескольких интервью, после чего женщине начали угрожать. Кроме того, Голден списал образ главной героини с самой Минэко, описав множество эпизодов из её личной жизни, а также искаженно представил жизнь гейш, подав её как наполненную ритуалами проституцию.
Женщина подала на Голдена в суд, а в соавторстве с Рэнд Браун написала автобиографию, призванную пролить истинный свет на историю и положение гейш в Японии. Историю своей жизни она рассказывает с того момента, как её исполнилось 6 лет и родители были вынуждены отдать её на воспитание в традиционный дом гейш в Киото. Там Минэко начала обучаться традиционным танцам, которые в скором времени стали её страстью. После сдачи экзаменов и дебюта он начал посещать чайные домики, где проводились банкеты с гостями. Талант девушки заметили сразу и уже в скором времени начали приглашать её выступать для знаменитостей – Елизаветы II и принца Чарльза, Элиа Казан, Джеральда Форда и многих других.
Все это принесло ей огромную популярность и заработки, но сказалось на здоровье: много лет она работала без выходных, спала по три часа в день и ежедневно проходила изнурительные тренировки, что привело к дисфункции почки. Кроме того, её успеху завидовали другие гейши – в подол её кимоно вкалывали иголки и неоднократно нападали на улице. Минэко была самой высокооплачиваемой гейшей Японии до ухода из профессии в 29 лет.
Марк Шагал, «Моя жизнь»
Откровенно говоря, далеко не все великие художники владеют словом столь искусно, чтобы оторваться от их письма было так же сложно, как и от полотен. Шагал в этом смысле поражает и буквально привязывает к книге с первой и до последней строчки. Его воспоминания датируются 1922 годом, поэтому в них меньше Парижа и больше родного Витебска. Некоторые исследователи творчества художника сравнивают его работы с наивными детскими рисунками. Перечитывая страницы мемуаров, ты понимаешь, что это не случайность – его мировоззрение притягивает своей простотой, радостью и открытостью к окружающему.
Он вспоминает детские годы: вот мальчик обнимает морду коровы, которую ведут на убой, и говорит, что не станет после есть её мяса. Вот он впервые признается матери, кем хочет стать:
«В один прекрасный день (а других и не бывает на свете), когда мама сажала в печку хлеб на длинной лопате, я подошел, тронул ее за перепачканный мукой локоть и сказал:
– Мама… я хочу быть художником.»
Воспоминания Шагала о Витебске отличаются особой теплотой: он любит город, где родился, и готов воспевать его невзрачную для других красоту на своих полотнах. Тем не менее, он понимает, что не нужен советской России – он здесь чужой. Шагал вспоминает революцию, войну, встречи художников и поэтов, на которых выступали Высоцкий и Есенин. А тем временем во Франции начинают потихоньку продаваться его картины – те самые, которые до этого никого не интересовали, получав скудную характеристику «здесь все синее и зеленое». Свои мысли и переживания художник сопровождает десятками рисунков, которые цепляют не хуже слов.