New friend every day: преподаватель Глеб Буряк
Привет! Мои затяжные каникулы закончились, и мои любимые #newfriendeveryday снова в эфире. Каждый день, без разрывов.
Это Глеб Буряк, он преподаватель в КИМО и Висконсинском университете, а также финансовый директор Umber Firm (они продают Helen Marlen онлайн).
Родители Глеба преподавали в КИМО, он сам учился там же, потому, как он говорит, его выбор был предопределен, и теперь он работает там же. Глеб провел мне экскурсию по коридорам, внутреннему двору и буфету КИМО, познакомил с директором и даже пригласил на свою лекцию там же. Беседу с Глебом сложно назвать интервью, ведь говорить с остроумным и эрудированным человеком – это как игра в пинг-понг, как guilty pleasure: много фраз, слов и фактов, легко отойти от нити беседы и совершенно невозможно остановиться. Тем не менее Глеб сегодня мой #newfriendeveryday. О современном образовании, стратегиях сознательного бизнеса, умных людях, страхах и еще примерно сотне разных вещей. (Тут все остальные мои друзья и тут.)
– Я вырос в семье филологов и дипломатов, в 10-м классе они мне принесли “Маятник Фуко” в украинском переводе и говорят: “Это супер, ты должен это прочитать”. Они тоже учились в КИМО, поэтому я несу свое продолжение. Это не называется “нравится/не нравится”, это просто тебе предписали, и всё. Да, в студенчестве я ездил на “Ниве” и был самым классным. И курсовую писал о коррупции.
– Я требовательный на зачетах и экзаменах, веду пять предметов на пяти разных курсах. Еще являюсь научным руководителем студента из другого университета. Это всегда смешно, как быть редактором: вычитываешь тексты людей, которые писать не умеют, пишешь им какие-то замечания… Иногда они плачут, это мило. Я же не могу их увольнять, поэтому мне приходится добавлять какое-то чувство иронии. Задача курсовой и дипломной работы – это научить студента анализировать информацию. Дальше он вырастет, поумнеет, навык останется.
– Я горжусь тем, что когда меня видят студенты, они мне улыбаются. Вне института. Значит, оставил хорошие впечатления, оставил следы на песке, втоптал свою подошву в знания студента. Это приятно, и они остаются благодарными.
– Я бы хотел изменить подход в украинском образовании. Потихоньку принимаю в этом участие, и мне это нравится. Есть разные способы работы в образовании: ты можешь работать с каким-то конечным продуктом либо с ценностями и принципами. Современное образование движется в сторону принципов: если ты понимаешь принципы, то знаешь, как создать готовый продукт.
Если современное образование дает тебе принципы, которые дают тебе создавать продукт, то образование XXI–XXIII века должно давать создавать ценности, и я пока не знаю, как это делать. Все туда движется, просто давать какие-то навыки – но кому они нужны? Они поменяются.
– Знание каких-то принципов компенсирует знание каких-то фактов. Если у человека очень высокий уровень абстракции, он способен моделировать какую-то действительность, и она у него очень четко упорядочена. Ты не запоминаешь факт, ты запоминаешь логику. Поэтому у ученых есть какая-то логическая система определения вещей в пространстве и он видит нарушение этой системы. И это нарушение намного проще запомнить. Вот битый пиксель ты запоминаешь, а если ты просто смотришь на них как на набор каких-то несистематизированных пикселей, то с запоминанием будут проблемы.
Систему ценностей пытаются упаковать в конкретную форму, когда людям пытаются донести, что Голодомор – это страдания. Когда тебе сразу дают инструмент того, как это должно выглядеть, у тебя сразу возникает отторжение. Вот ценность “украинская культура – это классно”, и тебе сразу дают форму “вот вам жлобская вышиванка, любите её”. Вышиванка появилась в Советском Союзе. И на машине у меня нет наклейки в виде вышивки – обычно это люди, которые хуже всех ездят и паркуются. В 70-е годы украинская культура была андеграундом, люди прятались, было зазорно признаваться в том, что ты изучаешь украинскую культуру, потому что она считалась отщепенческой. И тут украинская культура становится общедоступной, снижаются информационные издержки, и начинают придумывать протоукраинцев. Ты знаешь, что на территории Украины впервые одомашнили лошадь? Я узнал об этом из западного источника, почему-то в Украине об этом никто не говорит.
– Сейчас пошла тема по изучению методик больших объемов информации: все эти книги о том, как информацию систематизировать и запоминать… У Вуди Аллена была классная цитата: “Пошел на курсы скорочтения, прочел “Войну и мир”. Там что-то про Наполеона”. Не могу сказать, что люблю его, не пойду специально на фильм Вуди Аллена, но куда ж без него. Интересно любить кого-нибудь типа Дарьи Донцовой (но нет, я ее не люблю). Guilty pleasure – это интересно, а Вуди Аллен – не guilty pleasure.
– Я не пользуюсь категорией «умный человек», потому что есть абсолютное понимание и есть относительное. В принципе, я не считаю людей умными вообще и себя в том числе. Умный – это как какое-то обязательство. Умный – это человек, к которому надо прислушиваться, который является каким-то образцом поведения и чьи слова надо принимать, потому что он умный. То есть умный – не средство, умный – это оправдание, и мы делаем так, как умный человек сказал. А все же ошибаются: какой-нибудь Птолемей сказал, что Земля в центре Вселенной, он же, наверное, умный как для своего времени, но ошибался.
– Самое важное качество – это свежесть и гибкость ума. Недавно я услышал какое-то мегасветило – профессора по гидродинамике, ему под 90 лет, а он такой умный, красивый. Он и Ленина видел, но у него очень свежие мозги, потому что он не зашторился в своих 60-х, когда он свою кандидатскую написал, а постоянно обучается. У него нет той зажатости, которую называют «туннельное мышление», потому что, сколько бы он ни изучал, он все быстро принимает, работает и вообще очень свежий. Вот это впечатляет. Скорость реакции — это важно, она связана с чувством юмора, мне так кажется. Гибкость ума, чувство юмора – вот с этими качествами люди очень умные. Так, я сейчас, может, соврал: тому профессору где-то 78, а он потом услышит, скажет что я засранец. Скажем, что выглядит он на 65, а думает на 28.
Я же постоянно со студентами работаю: так вот, думать как 20-летний – это круто. Когда что-то объясняешь двадцатилетнему, он все понимает. Тридцатилетнего еще надо переубедить, а сорокалетнему - эх, живи со своими знаниями дальше, чувак!
– Я вижу свою миссию в том, чтобы вкладываться в украинское образование. Мир, он цельный и куда-то идет, нужно делать так, чтоб украинское образование соответствовало мировому. «Я такой хороший хоккеист не потому, что я бегу туда, где шайба, а потому что я бегу туда, где будет шайба». Мы сегодня дружно двинулись в Евросоюз по каким-то стандартам, а Евросоюз пытается развиваться: он пошел в 2020 год, а мы в 2010-м. Такая у нас экономическая доктрина. А мы бежим из 80-х, так зачем бежать зигзагами, если можно бежать по прямой? Почему не бежать в 2020-й всем вместе с разных сторон, там встретиться и быть полезными? Что ты можешь дать ЕС в 2020-м и что ты хочешь от него получить – это же совместная история. Если ты за кем-то гонишься, ты должен бежать туда, куда бежит человек, а не за ним по пятам.
Мне кажется, сейчас самый важный момент – это объединить гуманитарные науки с техническими. Искусственный интеллект – это как раз один из инструментов технического обоснования гуманитарного образования. По сути, что такое точные и гуманитарные науки? Точные науки – это те, которые могут что-то объяснить.
– Относительно образования, мне кажется, сейчас слишком большая популяризация биг дата – все думают, что это панацея. Мне кажется, эта проблема у нас сейчас с айтишниками, которые сейчас новые боги, а по факту большинство из них ремесленники. Но это не первый раз в истории, вот вспомните шахтеров – и что с ними сейчас?
Современная наука будет строиться на истории. Потому что то, что ты получаешь, это результат чего-то, что было давным-давно. Мы до сих пор частички Большого взрыва. Если ты знаешь, как развивалась какая-то среда или человеческая группа, ты можешь понять, к чему оно идет. Для того чтоб искусственный интеллект заработал, ему нужен большой массив данных того, что происходило в прошлом. А это история, эмоциональный интеллект. История – довольно важная наука, потому что это датасеты, которые ты вкладываешь в паттерны.
– Если бы я не был преподавателем, я был бы детским писателем. У меня вышла детская книга в прошлом году. Это была благотворительная миссия “1+1”. Правда, я никак не мог купить эту свою книжку. У меня была идея купить блок сигарет и выменять у первоклассников, потому что мне не продают книжку, а им – сигареты.
– Мозг – это не только бессознательные действия, он связан со всеми твоими сознательными действиями. То есть если тебе запулили в голову 600 страниц учебника международного бизнеса за короткий период времени, просто представь, какое количество глюкозы и кислорода твой мозг должен потребить. Насколько повысится температура твоего мозга и какая вероятность, что ты не впадешь в кому.
Человеческий мозг тоже эволюционирует. Последняя мутация, которую описывают, состоялась 6 тысяч лет назад, тогда появилась письменность. Резкая эволюция, описываемая Институтом сингулярности, приведет к тому, что у тебя мозг начнет сильно сужаться. Если ты создаешь мощные инструменты формирования мозговой активности, то условно ты среди халуп построил небоскреб, он настолько большой относительно своей информационной важности, что начинает доминировать над всеми халупками, и они все начинают становиться небоскребами. То есть это прямой путь к уменьшению диверсификации, мозговая активность становится однообразной. Если у тебя появляется возможность засунуть большой блок данных, как там засунуть 600 страниц за короткий промежуток времени, это может привести к тому, что все мозги будут одинаковыми. Они вообще у нас становятся одинаковыми, но делают это постепенно.
Сейчас мы все – швейцарские ножи. Люди средних веков были весьма разнообразными. Никто не имел эмпатии по отношению друг к другу, мы сильно отличались. Сейчас мы смешались и превращаемся во что-то цельное, многофункциональную биомассу. Последствия этой унификации – очень большое количество неврозов, всего стало больше, и психика не выдерживает.
– А ты хочешь отличаться? Тебе не страшно быть одинаковым?
– Быть частью однородной толпы – это тоже счастье, живешь такой в своем однородном болоте. В эффективной системе все элементы должны быть взаимозаменяемы, а если ты незаменим, то на тебя падает дополнительная нагрузка, дополнительная тревога. Очень хорошо быть в системе каких-то равных элементов. Это может тешить самолюбие, но это тяжело и нафиг не нужно.
– Чувство стыда – это не прикольно. Я боюсь позора. Подколки, розыгрыши – это не то, а когда ты надул каких-то вокруг людей, их ожидания, а оказался мыльным пузырем – это очень страшно.
